1980-е гг. СССР
Ангелина Альбертовна остановила запись, которую просматривала на компьютере. Рука нервно повела мышью, и белая стрелка на мониторе остановилась. Доктор медленно выдохнула, снимая очки и доставая мягкий платочек приятного мятного цвета с милыми кружевами по краям изделия, чтобы аккуратно и тщательно протереть стекла. И почему она думала, что сможет смотреть безучастно на подобное непотребство? О, нет, Ярославской не было ни в коей мере ни больно, ни обидно, но от увиденного на черно-белом экране внутри растекалось холодное разочарование. Так иногда случается, когда человек, на которого возлагались определенные надежды и который оставил поначалу одно впечатление о себе, вдруг оказывается совершенно другим, словно меняет уже слегка поистершуюся, пошедшую трещинами маску. И застань она бывшего, да, Ангелина уже точно решила, что бывшего, любовника с другой женщиной, с нормальной женщиной, то лишь почувствовала бы легкую досаду. Не более того. Досаду, что не поняла этого раньше. Но вот так… с подопытным материалом? И после этого Валентин мог прийти к ней. Появились непрошеные позывы к рвоте, и доктор потянулась за стаканом с водой.
Ярославская не была настолько наивна, чтобы не понимать — под ее началом работать и добиваться определенных результатов могли только люди, лишенные присущей большинству инфантильности, некой ненужной и смешной, на взгляд самого ученого, сентиментальности. Более того, Ангелина Альбертовна первая указывала на дверь тем, в ком не видела потенциала, как и тем, в ком не видела того фанатизма к делу, которым занималась лаборатория.
И, наверное, только поэтому она даже слова не скажет Снегиреву, чье изображение застыло сейчас на мониторе. Да, было бы смешно предполагать, что Валентин был верен своей любовнице, которая, как он ни звал замуж, не торопилась больше менять комфортный для себя статус вдовы на штамп в паспорте. Ярославская ненавидела весь этот официоз, эти бумажки, которым общество придавало слишком много значения. Глупости, на самом-то деле. К чему связывать себя лживыми обетами в ЗАГСе в их возрасте? Но унижать себя подобными связями она однозначно больше не позволит, и значит, уже сегодня прекратит любые отношения со Снегиревым.
Доктор брезгливо поморщилась, переключая свое внимание с кадра, где ее помощник со спущенными штанами нависал над лежавшей на полу молодой девчонкой, на другую запись. Странно, но сейчас она почувствовала непривычное тепло, нахлынувшее на нее при взгляде на парня, нервно мерившего шагами периметр своего вольера, огороженного решеткой. Женщина склонила голову, невольно залюбовавшись крепким, мускулистым телом молодого мужчины. Нет, она смотрела на него без какого-либо сексуального подтекста — только чисто профессиональный интерес, гордость, которую испытывает творец за свое создание. А ведь именно она его сотворила. Это животное, выглядевшее, как человек. Ангелина знала, как часто новые охранники совершали свою самую роковую ошибку — видели в парне, лениво изучавшем их при первой встрече, лишь пленника… не больше. Идиоты. Как можно было не заметить ту звериную мощь, которая переливалась под его кожей при каждом движении? Эта мощь усиливалась ненавистью, с которой он смотрел на персонал, яростью, с которой вырывался из захвата охранников. Вырывался практически всегда. Ярославская не помнила ни одного дня, в который в процедурный кабинет привели бы нелюдя 113, и тот покорно сел бы на стул и позволил себя осматривать, брать анализы и так далее. Впрочем, покорность вообще не была присуща конкретно этому объекту. Ярославская привыкла к ней так же, как к крепкому чаю вприкуску по утрам вместо полноценного завтрака и обязательно с долькой фруктов. Она вообще редко встречала людей, способных бросить ей вызов. Если только из самой верхушки партии. Но с ними она сама надевала маску сильного, но послушного ученого, чутко понимающего все требования своих заказчиков. Иногда приходилось стискивать зубы и клеить на губы отвратительно сладкую улыбку, чтобы убедить сильных мира сего в своей лояльности и тем самым получить то, что хотела непосредственно сама доктор.