Снизу раздался сигнал автомобиля, и я вскинулся. Нет, Стас не стал бы подгонять меня, скорее всего, просигналил секретарше, но тем самым вернул в меня в реальность.
Сегодня я вылетал в столицу на церемонию награждения кинопремии, на которую была номинирована и она. Зачем я это делал? Я хотел видеть ее триумф своими глазами. Не через камеру, не отфильтрованную журналистом версию, а собственными глазами увидеть, как улыбнется триумфально, как будет идти, оглушенная овациями на сцену, с которой будет благодарить своих поклонников, мужа… ублюдка-мужа, недостойного не только сидеть рядом с ней, а эта мразь там, наверняка, будет, но и дышать одним воздухом с Ассоль. Совсем скоро я исправлю эту несправедливость. Совсем скоро я заставлю ее смотреть, как он подыхает за все, что сделал с ней… с нами. За то, что посмел пользоваться МОИМ. Забрать МОЕ. Я уверен, она оценит мой сценарий по достоинству. Впрочем, разве я предоставлю ей выбор? Ведь для Ассоли Бельской в моем кино отведена главная роль. И она отработает каждую фразу, каждую эмоцию, каждую слезинку, которые я для нее писал по ночам. Она отыграет свою самую потрясающую роль для своего самого преданного зрителя. Для меня.
* * *
Я ненавидел вспышки фотоаппаратов и крики толпы, обезумевшей, лишенной человечности в попытках пройти ближе, коснуться актеров, с натянутыми на лощеные лица улыбками проходивших мимо них в огромный зал, в котором непосредственно проходила церемония награждения.
Я отворачивал лицо от камер, не желая засветиться на случайных фотографиях и продолжая искать взглядом свою девочку.
— Кажется, мы рано приехали, Бес.
Стас нервничает. Он не впервые со мной на подобных мероприятиях, но каждый раз для него это похоже на самый настоящий Ад, как он говорит. Единственный, кто знает про Ассоль. Знает, потому что не раз отвозил ей традиционный букет на день рождения. Затем фотографировал ее реакцию и приносил эти фотографии мне. Раскрыться перед кем-то оказалось не легче, чем добровольно отпиливать себе руку или ногу. Казалось, от боли сдохну на месте, а его заляпаю кровью. Конечно, всех подробностей он не знал, но пар раз, когда я лежал в больнице с огнестрельным или сидел в тюрьме, именно он вместо меня дарил ей цветы. Каллы и калина. Она ведь поняла их смысл с первого раза. Как обычно, поняла меня без слов. И я по-прежнему восхищался этой ее способностью и приходил в ярость от нее же.
— Бес… она.
Мог бы и не говорить. Я ее присутствие всегда будто кожей ощущал. За несколько мгновений до того, как войдет, чувствовал ее. Как и сейчас. Повернулся к журналистке со светлыми волосами, в кричаще-красном платье и с красными губами, бросившейся к Ассоли. Увидел сначала ее и застыл, не ощущая ни толчков полудурков, с воплями кинувшихся в ее сторону, ни собственного сердца, моментально замершего в груди. Ослепительная моя девочка. В длинном черном платье, подчеркивающем высокую упругую грудь, с блестками, переливавшимися на подоле. Темные волосы кудрями спускаются по обнаженной спине, оттеняя молочную белизну открытых плеч.