Да и кашлять старайтесь в ладошку. Мы хоть и не городские, но вирусов, чуждых нашим предкам, у нас хватает. Кстати, я первым делом травки буду собирать, какие вспомню: лечить-то здесь больше нечем. А насчет печи для каждой избы… Это же сколько, Степаныч, кирпича нужно?
— Да куба два-три на один дом, — замялся на пару секунд Николай. — Это если по уму делать. Так что не знаю, справимся ли… Даже если помощь будет от общества. Все расчеты надо подробнее потом обсудить.
— А мы еще обучать можем, — вскинулся Вовка. — Чтению там, письму, счету, географии. Правда, алфавит, наверное, здесь другой, но математика та же.
— И математика другая, Володь, — возразил ему отец. — Считают-то, конечно, десятками и сотнями, но вместо арабских цифр раньше у нас пользовались буквами. А уж рассказывать им про круглую землю… Это может и костром попахивать.
— Вряд ли… Инквизиции у нас не было, — встрял Иван. — Хотя с этим, конечно, поосторожнее. Однако все равно Вовке плюс за идею. Грамотных здесь почти нет. Если брать саму весь — разве что из дружинных кто письмо знает. А считать тот же товар и вести записи можно и по-нашему, лишь бы правильно было. Так что… шесть.
А там, глядишь, народу понравится наша грамота, особенно если людей с чистого листа начинать обучать, не ломая старых представлений. Тогда наша наука дорогого будет стоить. И это будет самый большой плюс в нашу копилку… Да и в копилку этого мира.
Вовка на секунду остановился, чтобы перевести дух и отереть капли пота со лба, поднял взгляд, чтобы проводить удаляющуюся Тимкину спину, и едва успел подставить руку под распрямившуюся еловую ветку, метившую ему прямо в лицо. Однако еще один жесткий колючий прут, прилетевший с другой стороны, прошелся метелкой по щеке, расцарапав ее в кровь. Устало вздохнув, Вовка оглянулся на замыкающего растянувшуюся колонну егеря и двинулся нагонять спутников. Охотники вели волжан пятый день, выбирая по одним им известным приметам дорогу через сплошной массив смешанного леса. Мальчишки уже покрылись паутиной и мелким лесным мусором с головы до ног, ноги их заплетались сами собой, а усталость всей тяжестью навалилась на плечи, хотя Вовка с Тимкой и старались не показывать виду, что идут на последнем издыхании. Причина этого шла немного впереди и, поглядывая на них время от времени, ехидно ухмылялась.
Однажды вечером, перед самым выходом в сторону веси, Радислав снял свою непослушную холщовую шапку, чем-то похожую на буденовку и закрывающую голову и стоячий ворот рубахи от попадания туда лесного мусора, тряхнул головой и… И откинул русую косу на спину, тряхнув напоследок бляшками венчика, придерживавшего до этого момента косу под головным убором. Вот те и Радька, оказавшийся Радой, девчушкой с темно-синими, чуть раскосыми глазами, на которые прежде никто и внимание заострять не собирался. Антип только хмыкнул, глядя на остолбеневших мужиков и ребят. Видимо, не они первые попадались на удочку переодевшейся в мужское платье девчонки, а причина этого была понятна с самого начала. Для Радки было безопаснее играть роль мальчишки в сложившейся ситуации. По крайней мере, пока отец не очнулся и не встал на ноги. Все-таки трое взрослых незнакомых мужиков. Сама же Радка объясняла потом ребятам, шагая рядом с ними по пружинящему блекло-зеленому мху, что в лесу одеваться в мужскую одежду удобнее. Мать же у нее года два как лихоманка забрала, так что на женской половине обитает она одна. Не с дедом же в кузне ей все свое время проводить! Тот ведь чуть ли не живет около своего горна. Да и не хочет она без отца долго оставаться, а он у нее пропадает на охоте большую часть года… Про бронзовый венчик она тоже рассказала. Как он называется и что бляшки у него навешиваются по количеству исполнившихся годков. Оказалась она ровесницей ребят — ей тоже было почти двенадцать лет.