Таюрский медленно подбирал слова, останавливаясь после каждой фразы. Слушая его глуховатый, негромкий голос, Абашеев испытывал неприятное и тягостное чувство. Неужели этот человек настолько очерствел душой, что может говорить о смерти жены так спокойно?
Стараясь не показать охватившее его недоброжелательство, следователь спросил:
— Значит, вы признаете, что ваша жена ушла из дома после того, как вы ее ударили?
— Признаю, чего уж тут, — Таюрский тряхнул чубом, глядя куда-то в сторону. — Что было, то было, врать не буду.
Абашеев быстро заполнял протокол допроса.
— Вот вы сказали, что никогда не поднимали руку на покойную до этого случая. Отсюда я делаю вывод, что ваша ссора была вызвана какой-то очень серьезной причиной. Что же это была за причина?
На минуту ему показалось, что в глазах Таюрского мелькнула и исчезла какая-то искорка. Но ответил тот с готовностью и почти не задумываясь:
— А я с работы уволился. Ну, она и осерчала.
— Что же, ругала она вас?
Таюрский кивнул:
— Это уж, как водится. Только мне не расчет за восемь-то бумаг спину ломать. В тайге, небось, не в пример больше заработаешь.
То, что он говорил, было очень похоже на правду. И все-таки что-то мешало Абашееву поверить ему до конца. Может быть то, что отвечал он как-то уж слишком заученно, словно продумал свои ответы заранее. Или то, что эти же самые слова о ломании спины следователь уже слышал от кого-то раньше и, пожалуй, совсем недавно…
* * *
В этом деле был еще один свидетель, и Абашеев попросил Золотухина проводить его к Орлову. Иван Михайлович жил в просторном доме с резными наличниками, стоявшем чуть на отшибе, на небольшом пригорке. В доме было чисто прибрано, хотя старик жил один.
Вынув очки из самодельного буфета, Орлов долго пристраивал их на бугристом носу, часто помаргивая глазами в мелких красных прожилках. На вопрос, что ему известно по делу, Иван Михайлович ответил не сразу.
— Про Варюху-то? — Он придвинул к себе березовый туесок с махоркой и стал неторопливо свертывать козью ножку. — Как же, видал я ее в тот день, часа в четыре. Набрал это я валежника, смотрю, бежит она по тропе. Закутана вся, один нос торчит. А пальтишко легкое, городское.
— Вы с ней говорили о чем-нибудь?
— А как же, — закурив, Орлов разогнал рукой едкий синий дым. — Постояли немного. Далеко ли, спрашиваю, собралась? В Лосиху, говорит. Тетка у нее там, в Лосихе-то…
Он ненадолго замолчал, собираясь с мыслями.
— А уже под вечер Валька забежал. Ну, я ему и сказал.
— Вы не припомните точно, когда это было?
— Да часов в шесть, однако. — Иван Михайлович наморщил лоб, вспоминая. — Пока это я пришел, разделся, чай вскипятил. Как мы с Варей-то разошлись, часа два прошло, не меньше. Тут он и заявился.