XCVIII. Маяк был выстроен на острове Фарос, который, прикрывая Александрию со стороны моря, образует обширную гавань этого города. Царь не покидал Александрии, пока постройка не была завершена. Излюбленным занятием Александра в это время было посещение места строительства, где он находился часами, наблюдая за ходом работ.
Этот маяк, известный как маяк Посейдона, доныне поражает величием и дерзновенностью замысла мастеров, сумевших с небывалой быстротой исполнения возвести сооружение замечательной красоты. Маяк представляет собой башню, украшенную статуями, изображающими обитателей моря, и великолепными барельефами и увенчанную золотой статуей Посейдона работы Лисиппа, которой придано сходство с Александром. Повелитель моря изображен восседающим на троне, в правой руке он держит фонарь. Этот фонарь и дает свет от маяка. Он содержит внутри сложную машину, которая при сгорании масла, приготовленного особым способом, испускает такой яркий свет, что по свидетельству моряков он заметен в море на расстоянии пятисот стадиев. В высоту башня вместе со статуей насчитывает четыреста футов.
Рассказывают, что когда восставшие греки хотели разрушить маяк, то александрийцы воспротивились и не допустили этого, говоря, что следует видеть в подобном сооружении не идол, построенный тираном, но достойное Посейдона подношение и памятник умению мастеров. Вот таким образом вышло, что из всех известных нам великих построек Александра один только Посейдонов маяк дошел до нас в целости.
XCIX. Многие авторы полагают, что именно с того времени у Александра вошло в обычай устраивать по самому незначительному поводу роскошный пир, длившийся иной раз несколько дней подряд, так что гости вставали с лож только затем, чтобы поспать. Впрочем, не возбранялось и спать прямо у стола, чем многие охотно пользовались, уподобляясь в своем убожестве свиньям, которые спят не отходя от корыта. Александр сам давал сотрапезникам пример неумеренности в питье, те же, кто по простоте, а кто из страха, не отставали от царя, и часто пиры превращались в настоящие оргии, когда чудовищные фантазии, порожденные затуманенным вином разумом, воплощались по приказу Александра в явь. Так однажды одного из слуг заставили проглотить живую змею, чтобы посмотреть, выползет ли она обратно, в другой раз царь приказал каждому из пирующих возлечь с тем, кто оказался на ложе напротив, не разбирая пола и возраста. Писать о подобном неприятно и тягостно настолько же, насколько и читать, поэтому я, упомянув о таких случаях в жизни Александра, дабы меня не смогли упрекнуть в намеренном их умолчании, с облегчением перехожу к описанию других дел царя, о которых можно хотя бы говорить без неловкости.