— Сергей Михайлович, — отрывисто произнес принц, — простите такое позднее вторжение. Увы, не могли попасть к вам раньше. Спасибо, что дождались нас. — Он умолк и, видимо задумавшись, снова сделал несколько шагов по кабинету.
— Понимаю, — ответил Лукьянов. — Чем могу служить?
Принц остановился и развернулся к нему.
— Я хотел представить вам, — сказал он так же отрывисто, — вашего коллегу, Гартмута Шоске. Доктор Шоске только что из Берлина. Он ведущий европейский специалист по чуме.
Лукьянов посмотрел на Шоске и встретил прямой улыбчивый взгляд. Они произнесли слова приветствия и пожали друг другу руки. Немец говорил по-русски с сильным акцентом. Раньше Лукьянов, имевший в европейских научных кругах самые разветвленные знакомства, его фамилию не слыхал.
Ольденбургский продолжал:
— Я просил вас, Сергей Михайлович, дождаться нас, чтобы переговорить без посторонних. Смею надеяться, наш разговор останется между нами. — Принц сделал паузу и смерил Лукьянова значительным взглядом.
— Несомненно, — ответил Лукьянов, чувствуя, как в сердце проникает тревожный холодок.
Ольденбургский заговорил и тут же, увлекшись, принялся вновь кружить по кабинету. Обращаясь в основном к Шоске, он рассказывал об институте, о создании нового научного учреждения буквально на пустом месте, среди дач петербургской знати, о колоссальном рывке, совершенном за последние годы сотрудниками института в деле изучения причин заразительных болезней и их лечения. Говорил он долго и пылко, продолжая без устали расхаживать. Речь его перестала быть отрывистой, текла размеренно, даже усыпляюще. Шоске и Лукьянов, словно зачарованные, следили за ним.
Принц внезапно остановился.
— Успех достигнут, — переходя на прежнюю отрывистую манеру, произнес он, и Лукьянов вздрогнул, точно пробудившись. — Мы двигаемся вперед. Но! Мы чересчур уж сосредоточились на лечении. Чересчур увлеклись сыворотками. Спору нет — это нужно. Да, Сергей Михайлович, этого я не отрицаю. Однако необходимо продолжать работу над постижением причин болезней. Развивая успехи бактериологии, уделять внимание и другим сферам, другим отраслям науки.
С каждым его словом тревожное предчувствие у Лукьянова росло, он то и дело посматривал на стоящего рядом немца. Тот же не отрываясь смотрел на Ольденбургского, впитывая каждое его слово. Лукьянов пытался вникнуть в отрывистую речь попечителя, понять, к чему тот ведет. Было уже ясно, что Ольденбургский весь во власти какого-то нового увлечения, которому отдался со свойственной ему энергией. Будучи в таком состоянии, он обычно не слушал ни доводов, ни возражений — его ум уже был направлен на поиск практического решения, как воплотить свежую идею в жизнь.