Когда сухая, с глянцевитой кожей рука прикасалась к тебе, ты желал, чтобы это означало хоть какое-то к тебе расположение. Когда Татьяна Федоровна произносила: «Так. Хорошо», — ты задумывался над интонацией ее голоса. Помнит ли она о твоем обмороке при встрече с ее дочерью? И что думает?
— Закончили, — сказала она. — Одевайтесь. Вы настолько в порядке, что вам позавидуешь.
— Инвалиду?
— Ну, это я, дорогой мой, инвалид. У-у, вы не знаете, как противно быть старой!
С Беспаловым ты столкнулся в коридоре.
— Не рад, что приехал! — прошептал он. Лицо у него было красным. — Чуть лентяем и киселем не обозвали…
— В следующий раз не поедешь?
— Что?! Обязательно буду ездить.
— У вашего товарища резкое ухудшение, — сказала Ольга Николаевна. — Мало двигается? Безволие, апатия. В чем дело?
Ты не сразу понял, о чем она говорит, так тебя увлекло открытие: волосы у Ольги Николаевны с синевой и оттого ее синие глаза еще синее… И такого же цвета воротничок кофточки под белым, поднятым на груди халатом.
Стоит перед тобой женщина, здоровая, полная жизни и все же нереальная, будто сошла с картины, и странно, что говорит с тобой по-дружески, обладает медицинскими познаниями, сумела вернуть тебе непослушные ноги, а этими руками, созданными, чтобы ими восхищались, массировала твои дряблые, как у старика, мышцы. А еще странно то, что можно с ней говорить, отвечать…
Пока ты не попал в больницу, тебе не казалось странным или необычным разговаривать с женщинами. Но теперь ты словно возвращен к робкому началу чувств. В твои годы это возможно, наверно, лишь как последствие обморока!
— Что? О чем? — спросил ты, приходя в себя. — Ах да!
И ты объяснил.
— Ну ладно. Только без разрешения главврача больше ездить не надо. Лучше уж я договорюсь.
Она набрала телефонный номер.
— Иван Иванович? Здравствуйте. Вас…
Протянуть костыль и нажать им рычажок было делом одной секунды.
И тут ты увидел, что огромные женские глаза сияют холодным светом.
— Зачем вы это сделали?
— Ольга Николаевна! Ну зачем вам и нам осложнения, когда мы можем ездить без осложнений? Мы же ваши больные. Вас вынудили с нами расстаться. Наше право — у вас долечиваться!
Ее глаза лукаво прикрылись веками, уголок рта дрогнул:
— Ого! Вот, оказывается, как все запутанно и странно на белом свете! Ну хорошо. Может быть, потом позвоню… — Телефонный звонок заставил ее взять трубку. — Что? Да, это была я. Извините, Иван Иванович, я хотела попросить у вас один реферат, да мне его уже принесли. Как живу?.. — И она стала вести с Вяловым светскую беседу чуть ли не о погоде, заговорщицки на тебя оглядываясь. Ты заметил, что взгляд ее раздвоился: это были два луча — один отрешенный и бездушный, другой — ласковый и пристальный. И речь ее тоже была двойная — со словами, обращенным к трубке, и к тебе.