И вправду, вреда это не принесло никакого. Наутро Арам вышел из кузницы, держа в руках новенький железный гарпун, выкованный для сестры. При виде оружия у Макасы глаза едва не вылезли на лоб. Арам вложил гарпун ей в руки. Превосходный баланс; вес и длина – как раз для нее… Легкое прикосновение к острию – и на подушечке указательного пальца выступила капелька крови. Лицо Макасы озарилось широкой улыбкой. Новый гарпун был в десять раз лучше прежнего, о чем она и сказала Араму – негромко, но с благодарностью. На миг ему показалось, что она вот-вот заплачет. Нет, на глазах Макасы Флинтвилл не выступило ни слезинки. Но ее взгляда и тихого, но искреннего «спасибо, братишка» оказалось более чем достаточно.
Естественно, до самого конца отдыха на Заставе Скорбных Песков она пребывала в прекрасном расположении духа и редко выпускала гарпун из рук дольше, чем на несколько секунд подряд.
В последний момент вспомнив о компасе, Арам вынул его из кармана и показал Молоту Света золотую цепочку. Застежка была сломана. Однажды, у подножья Небесного пика, Арам ухитрился починить ее, но, когда троллиха сорвала компас с его шеи, цепочка лишилась нескольких звеньев, а застежка разогнулась так, что совсем потеряла форму. Застегнуть ее было невозможно, и компас больше нельзя было носить на шее.
Трентон, поморщившись, сказал, что починки она не стоит. Арам с грустью кивнул, но тут же повеселел: покопавшись в ящике, высший эльф вручил ему хорошую, прочную железную цепочку. В уплату за нее Арам предложил ему старую цепочку, но Молот Света не пожелал об этом и слышать. Тогда Арам бросил золотую цепочку Макасе, и та, не споря, спрятала ценную (хоть и бесполезную) вещь в суму Клока. Между тем Молот Света повесил компас на железную цепочку – уж ее-то нелегко будет сдернуть с Арамовой шеи!
Кроме этого, Молот Света добавил на боевую дубину Клока еще несколько железных шипов, а Дрелле вручил небольшой мешочек яблоневых семян. Один Мурчаль остался без подарка: рыболовных сетей среди пустыни не найти. Впрочем, и надобности в них среди пустыни нет никакой, так что Мурчаль вовсе не огорчился.
Свободное от кузницы время Арам проводил рисуя. Нарисовал кель’дорая у наковальни. Закончил начатое по памяти изображение Заставы Вольного Ветра. Запечатлел Клока с Мурчалем, с хохотом борющихся за полоску вяленого черепашьего мяса. Нарисовал даже троллиху Затру и ее спутников – огров-близнецов. И вождя Песчаного Черепа, и пирамиду в Зул’Фарраке.
И лоа нарисовал, хотя при одной мысли о них спина покрылась гусиной кожей. Но Арам одолел дрожь, закончил рисунок и пригляделся к нему так, будто искал способа избежать неминуемой гибели. Затем он захлопнул блокнот и плотно завернул его в непромокаемую ткань, словно призраки могли сбежать со страницы, представься им только случай. Все это заметно омрачило его настроение – но ненадолго. Не радоваться этому – и в буквальном, и в переносном смысле слова – оазису было бы просто невежливо, а уж невежей Арамар Торн не был никогда.