Лозы оторвали Уолдриду левую руку и правую ногу, но в остальном держали Отрекшегося надежно, не позволяя даже шевельнуться. А синекожей оплели не только руку, но и клинок палаша на всю его длину, предотвращая любые попытки рассечь стебли и освободиться.
Макаса, Клок и Мурчаль оглянулись на Дреллу. Та приняла победный вид.
– Видите, какая я способная! – сказала дриада. – Говоря откровенно, я просто великолепна. Я – Тариндрелла Великолепная, дочь Кенария!
– Что правда, то правда…
Приглядевшись к Дрелле, Макаса заметила, что та выглядит уже не такой юной, как прежде. Казалось, дриада вдруг сделалась старше, взрослее…
– Ты… ты подросла? – спросила Макаса.
– Лето пришло, – ответила Дрелла. – Или вот-вот придет.
Барон Гогельмогель объявил, что победа за ними. Из рук в руки перешло немало денег. (Больше всех остальных, как всегда, преуспел Газлоу, хотя, конечно, даже он не мог бы сравниться с Синем Гогельмогелем, получавшим свое и с победителей, и с проигравших.) Четыре серебряных монеты даже нехотя сунули в руки четверых победителей. Друзья подхватили оружие и поспешили наружу, не дожидаясь Газлоу, Весенней Песни и Винифред. И уж тем более не дожидаясь, когда враги освободятся от зеленых пут.
Едва оказавшись на улице, среди ночной прохлады, Макаса остановила друзей и с торжественной ноткой в голосе повторила сказанное перед боем:
– Для меня честь служить в нашей команде – в одной команде с Клоком, Мурчалем и Тариндреллой.
– Тариндреллой Великолепной, – поправила ее дриада.
Макаса улыбнулась, согласно кивнула и повторила:
– Для меня это честь.
Чувствуя важность момента – и для Макасы, и для всех остальных – Клок с Дреллой хором сказали:
– И для меня это честь.
– Уууа, – торжественно пролопотал и Мурчаль.
– Пошли, – все с той же улыбкой сказала Макаса. – Арам наверняка уже гадает, куда мы могли подеваться.
Все сорвались с места и помчались к дому Винифред…
И даже не заметили двух погруженных в транс араккоа, что-то тихо поющих во мраке, стоя в начале дымящегося черного следа с пылающей огненно-красной каймой, змеящегося по земле прямо к Арамару Торну.
Тем временем в доме Винифред темная магия окутала Арама, спеленав его по рукам и ногам надежнее Дреллиных лоз. Он был один. Рядом не было никого – ни Макасы, ни Талисса, ни Клока, ни Мурчаля, ни отца, ни матери, ни Робба. Никогда в жизни Арамар Торн еще не чувствовал себя таким одиноким и не испытывал такого ужаса!
Малус с довольной улыбкой медленно надвигался на него.
– Я дал тебе все возможности, мальчик, – сказал он. – Все это ты навлек на себя сам. Каков отец, таков и сын.