— Кир, она горит вся, температура под сорок, не меньше, — озабоченно произнесла Вика.
— И хрен ли я могу сделать?! — рыкнул в ответ, а Камарад взвыл движком и колеса стали крутиться на месте, меся глину в колее. — Твою в кардан, а! Давай, давай родной! — машина движется вперед с надрывом. Все встала, твою мать! Заднюю, переднею и так пару раз, небольшая раскачка и газ в пол вырывает Камарада из колейной ловушки. А вот и то место, где мы с Николаем экспериментировали. Скорость скинул до нуля и с громко грохочущем сердцем, кажется, оно заглушает шум мотора Камарада, проехал барьер. Еще метров двадцать катился, а потом вжал в пол педаль газа. Тут дорога ровная, это по деревеньке яма на яме. Пять минут и мы у дома Николая и Оксаны, нас они уже встречают.
Выпрыгнул из кабины и рванул дверь, где сидит Вика, та гладит волосы девочки и плачет, подняла на меня глаза и прошептала:
— Кир, мы похоже не успели.
— Отойди! — рыкнул на нее.
Вика вышла из машины и села на землю закрыв лицо руками, я же склонился над Алекс. Положил ей руку на лоб — холодный, я бы даже сказал, ледяной. Котенок жалобно плачет. Попытался нащупать пульс на шее — не нашел. Сжал зубы и осторожно вытащил девочку из кабины.
— Кирилл, что с ней? — спросил меня Николай, который выглядит лет на тридцать.
— Что ты спрашиваешь! Старый ты козел! Кирилл, давай ее скорее в дом неси! — закричал Оксана.
Прижал к себе худенькое тельце девочки и, понимая, что это самый последний шанс и единственная надежда, отправился вслед за Оксаной. Та уже в доме и распахивает дверцы саркофага, а я стою и держу Алексу на руках.
— Кирилл! Что ты столбом-то стоишь?! Клади ее и раздевай! — говорит Оксана, которой и вовсе не дашь больше двадцати пяти, если бы не сварливый голос.
У нее никак не желает открываться последняя дверка, но она продолжает ее упорно тянуть.
— Кир, давай я помогу, — дотронулась до моего плеча Вика.
Благодарно кивнул, так и не могу смотреть на ранения безвинных детей, не смог привыкнуть.
— Кровь уже не сочится, — упавшим голосом произносит моя напарница.
Мой взгляд зацепился за бескровное лицо, закушенную губу, худющие плечи и остановился на развороченном животе и боку. Господи, как же ей должно было быть больно. Как она вытерпела такую пытку, а еще дорогой и меня пыталась успокоить. Да, с такими ранами не выживают, мне одного взгляда хватило.
— Все! — воскликнула Оксана. — Давай ее сюда! Так, осторожно!
Девушки укладывают ребенка в иноземный прибор, но я-то понимаю, что надежды никакой, хоть и хочется верить.