Карин посмотрела на нее так, как будто сомневалась в ее рассудке. Затем огляделась, увидела ногу рядом с кроватью, и ее охватил ужас.
— Ты точно знаешь, что тетя мертва? — спросила она. — Возможно, ей еще можно помочь…
Она сделала несколько шагов по комнате, затем остановилась и отвернулась. Рыдания сотрясали ее.
— Доре уже никто не сможет помочь, — сказала Хеттерле.
— Но… отчего же она умерла? — заикаясь, спросила Карин.
— Ее кто-то удушил. Шарфом.
В глазах Карин появилось странное выражение.
— Кто это мог быть? — спросила она. — Теми, кто это совершил, пусть займется полиция. Пойдем позвоним.
Хеттерле побледнела и закрыла глаза.
— Никакой полиции, прошу тебя, Карин, никакой полиции, — прошептала она.
— Но иначе же нельзя, — спокойно сказала Карин. — Если совершено убийство, то полиция обязана найти убийцу.
— Этого не захочет твой дядя.
Они замолчали. До сих пор никто из них не упоминал о Вальтере Фридемане. Было ли это связано с тем, что он их глубоко оскорбил прошлой ночью, или же у них неосознанно зародилось какое-то подозрение?
— Позови его сюда, Лиза, — нерешительно сказала Карин.
Спальня Фридемана помещалась на втором этаже. Хеттерле поднялась наверх, но тотчас же вернулась назад.
— Твоего дяди нет.
Обе женщины посмотрели друг на друга.
— Он и спать-то не ложился, — добавила Хеттерле. Ее подозрение начало переходить в уверенность. Карин, казалось, также пыталась подавить в себе похожие мысли.
— Я позвоню в полицию, — сказала она. — Другого выхода у нас нет.
Хеттерле устало склонила голову. Уходя в зал, Карин почувствовала странную тяжесть в затылке. Она боялась. Казалось, опасность подстерегает ее повсюду. Торопливо набрала номер районного комиссариата полиции. Сообщив о случившемся, почувствовала облегчение. Затем она позвонила в институт и попросила Петера Ланцендорфа.
— Если можешь, приходи быстрее сюда. Случилось нечто страшное…
В это мгновение нош ее подкосились, и она прислонилась к стене: посредине зала, в нескольких шагах от себя, Карин увидела неизвестного мужчину.
* * *
Ковалова бросила три кусочка сахара в чашку и, охая, села за письменный стол. Прошлой ночью она порядком устала, а прежних сил уже не было. Раньше такие вечера доставляли ей одно удовольствие. При воспоминании о прошлом ее охватывала грусть. Ночной бар в Берлине, потом жизнь в Париже. Не надо было совершать ошибки, выходить замуж за монсеньора Дуранда. Единственным выигрышем, доставшимся ей от этого супружества, было французское гражданство. Но год спустя после развода все пошло прахом: она заболела гриппом в тяжелой форме, а выйдя из больницы, уже была никому не нужна и рада была получить место консьержки в дамской уборной.