— Здесь у причала была моя лодка, на ней я и переплыл Старый Дунай.
— Как романтично! Тогда вы определенно были не один.
Фазольд пожал плечами.
— К сожалению, мне никого не удалось подхватить.
— Сказали бы мне. Я бы посодействовала. Да и ваш друг Фридеман мог бы вам помочь.
— Он мне не друг.
Ковалова вскинула брови.
— Сегодня такое я слышу впервые. Разве вы не были вместе в концлагере? Кстати, в каком?
— В последнее время — в Эбензее, — мрачно произнес Фазольд.
— Складывается впечатление, — продолжала Ковалова, — что он не всегда был вашим другом. Впрочем, вчера вы грелись в лучах его милости и оставались до конца. Нас же просто выгнали.
— Вы ошибаетесь. Меня он тоже выставил, и последним ушел Деттмар.
Ковалова покачала головой.
— Бедный Деттмар, Мне он также рассказал о своих заботах. Я сомневаюсь, чтобы Фридеман дал ему хотя бы один грош. Фридеман тверд, как гранит. Но вы-то его лучше знаете.
— Я знаю его только по чисто деловым отношениям: я работал на него.
— Этого достаточно, — сказала Ковалова. — Деловые контакты говорят сами за себя. Вы проделали для него большую работу. Сначала продовольственные карточки…
— Это было давно! — смутившись, воскликнул Фазольд.
— Потом испанские паспорта, водительские права и облигации пять лет назад.
Фазольда бросило в пот. Что она еще знает?
— С этим покончено, — прервал он ее.
Ковалова хихикнула.
— После всех операций, числящихся за вами, нет смысла выходить из дела. Лучше продолжать.
— Я прекратил, — с ожесточением сказал Фазольд. — Теперь он что-то затевает с закладными. Но я ему сказал: без меня!
— И он согласился?
— А что же ему оставалось делать?
— Если Фридеман так много знает, он не спустит вас со своего поводка.
Рот Фазольда искривился в улыбке.
— Я тоже о нем кое-что знаю.
— Почему, собственно, вы пошли на это?
Фазольд отвел взгляд.
— Это было в трудные времена. Я только что вернулся из концлагеря, к тому же был молод и легкомыслен.
— Убедительные причины, — кивнула Ковалова. — Но не думаете ли вы, что следует позаботиться и о Фридемане? Расстались вы с ним не как друг.
Ковалова наклонилась к нижнему ящику письменного стола, чтобы достать бутылку водки, но тотчас же поднялась, услышав телефонный звонок.
— Минуточку, — сказала она, взявшись за телефонную трубку. — Черкесский бар, Ковалова. Пожалуйста.
Вдруг она оживилась.
— Но, дитя мое, почему вы так волнуетесь? Как вы сказали? Дора? — На лице ее отразилось крайнее возбуждение. Отсутствующим взглядом она посмотрела на Фазольда.
Фазольд приподнялся и схватился за ручки кресла.
— Как? — крикнула Ковалова, охваченная ужасом. — Ваш дядя тоже? Это же невозможно! Успокойтесь, дитя мое, успокойтесь. Я приду к вам, как только освобожусь. До свидания.