Рэд посмотрел на песок, прилипший к ее ладоням.
— Так, — сказал он. — У тебя их много.
— Сколько?
— Раз, две, три, — оказал Рэд. — Четыре, пять, шесть, семь, восемь, девять, десять, одиннадцать, двенадцать и еще очень много.
Ева снова отряхнула ладони, потом сказала:
— Сколько теперь?
— Три.
— Сколько их вообще?
— Где?
— Во всем мире.
— Ну, — сказал Рэд, — есть сотни мест, таких, как это, и в каждом, наверно, миллион песчинок.
— Что они там делают?
— Ничего.
— А сколько в мире частичек неба?
— Небо не песок, Ева.
— А что?
— Что-то совсем другое.
— А сколько в мире частичек воды?
— Вода тоже не лесок.
— Вода — это дождь, — сказала Ева. Она посмотрела на свою ладонь, снова покрывшуюся песком. — А сколько в мире частичек людей?
— Ты, видно, думаешь, что все в мире — песок? — сказал Рэд.
— Нет, не думаю, — оказала Ева. — А теперь посмотри на песок, который у меня в руке. Каждая песчинка — человек. Вот это — мужчина, вот это — женщина, вот это — мальчик, вот это — девочка. А вот это… А кто вот это, Рэд?
— Другой мужчина?
— Нет, собака, — сказала Ева. — А вот это… — Она показала на большую черную крупинку песка. — Это — мой отец, — сказала она.
— Покажи, — сказал Рэд. Он посмотрел на крупинку песка в ее руке, потом на своего отца, который лежал на одеяле, положив голову на камень. Девочка тоже посмотрела на отца. — Да, — сказал Рэд. Потом он нашел в ее руке очень светлую, блестящую крупинку. — Кто это?
— Моя мать, — сказала Ева. — Эго — мой отец. А это — моя мать. Вот они — здесь, в моей руке. Но они и там — под деревьями. Мой отец посадил меня в машину рядом с собой, впереди. Правда, Рэд?
— Да, — сказал Рэд.
— Мой отец — хороший человек, — сказала Ева. — Мой отец — печальный человек.
— Печальный?
— О да, — сказала Ева. — Я знаю. Когда он нес меня, я смотрела в его лицо. Оно было печальное. — Она задумалась, и Рэд увидел, как на глаза ее набежала тень. — Что такое «печальный», Рэд? Что это такое?
— Ты же знаешь, что такое «веселый», — сказал Рэд. — Ну вот, «печальный» это значит не веселый.
— Почему мой отец — печальный?
— Он не всегда печальный.
— Сейчас он печальный, — сказала Ева. — Посмотри на него. Они оба посмотрели на Ивена, и Рэд сказал:
— Нет. Он просто отдыхает, вот и все.
— Мне надоело сидеть, — сказала девочка. — Пошли обратно в воду. Они встали и снова вошли в реку.
Когда мужчина приподнялся, чтобы глотнуть еще вина, он увидел, что жена его, закрепив платье повыше колен и держа детей за руки, спускается вместе с ними вниз по реке.
Она старалась. И это делало ее прекрасной. Он никогда не видел ее тело таким светлым, будто излучающим свет. Он отпил долгий глоток холодного вина и продолжал наблюдать за Суон с ее детьми, с ее собственным сыном и ее собственной дочерью — плоть от плоти ее, кровь от крови. Они были прекрасны, они все трое были так прекрасны, как только могут быть — когда-либо и где-либо — мать, сын и дочь. Их тела были прекрасны. Никогда раньше он не видел таких живых и сладостно волнующих, таких до боли, до восторга прекрасных тел. Это не только их я люблю, подумал он.