Когда я читаю новую пьесу, мой первый вопрос к себе: смогу ли? сыграю ли? И так часто с отчаянием говоришь себе: «Нет».
Есть роли, в которых приходится становиться на цыпочки, тогда неизбежно исчезает свобода и точность, а есть — где существуешь на твердых ногах. Вот тогда и разговариваешь «во весь голос», и пластика раскованна. Открыты все шлюзы — для мысли, для эмоций. Главное становится главным, пустяки — пустяками.
Мои отношения со зрительным залом — это напряженный диалог. Почти сражение. Я стараюсь навязать залу свою музыку. Это происходит совсем не безмятежно, часто в прямом противостоянии. Когда мне кажется, что зал отвечает мне неприятием, во мне возникает ток высокого напряжения, собирается вся воля.
Мне необходимо приобщить зрителя к самому процессу движения чувства, мысли. Тогда и наступают самые главные мгновения актерского счастья — слияния с залом, захваченности единой мыслью, единым чувством. Ведь на этот спектакль зритель пришел сегодня. И я к этому зрителю прихожу только сегодня. Больше мы никогда не встретимся. И когда уходишь со сцены и можешь себе сказать: «Отдала все, что имела. Больше не могу», — это и есть счастье моей профессии. В формулировках не сильна, но, как мне кажется, в сказанном есть некая суть.
Хорошо сыгранный спектакль, премьера, если она веха, — это праздник.
Но в жизни больше будней. Надо копить силы и нести их в театр, на спектакль. До спектакля — готовиться, после — перемалывать свои ошибки. Так день за днем. Ждешь весны, ждешь, когда зазеленеют «эти клейкие листочки». И не заметишь… Опомнишься — а уж вновь заснежены поля…
* * *
Наш ответ Чемберлену!
>Поверьте мне, что я иногда просто не понимаю, откуда Вы берете пищу для нервов. Ну, иногда, действительно, работа идет трудно и хочется убежать куда глаза глядят. И не только Вам, но и мне, и каждому. Но и тогда мы как-то все справляемся.
А сейчас-то что??! Ведь я всего лишь набросал общий контур спектакля[19]. Сделал это, в общем, легко, не особенно утруждая вас.
Вся эта легкость, правда, была плодом многих моих мучений и продумываний. Нервных репетиций почти не было, только в начале, когда я что-то пытался нащупать.
Вам ли, так долго и хорошо знающей меня, Вам ли не понять то, что я теперь предлагаю?! И Вы прекрасно понимаете, я вижу. Понимаете, может быть, пока не >умом, а >существом. Вы делаете верный набросок роли. И уже сейчас это смотрится. Но в Вашем характере есть «обязательная программа». Она заключается в том, чтобы в свободное от работы время нагромождать на свою маленькую головку большие трудности. Я уважаю эту Вашу особенность, я знаю ее много лет. Но каждый раз Вам говорю: не заводитесь с полоборота. Особенно когда нету причин. Мы еще никогда не подходили к премьере неподготовленными, а сейчас не сделаем этого тем более, у нас