Боже мой, какая Вы смешная! Если бы Вы видели себя, когда Вы приходите на репетицию. В платье-бабочке, а носик надутый, щечки надутые, лобик собранный. Садитесь Вы почему-то ко мне полу спиной, кладете одну свою смешную ножку на другую и вызывающе болтаете ею. Я потом, когда вспоминаю, всегда смеюсь, а в тот момент иногда сержусь, не хватает, наверное, какого-то душевного равновесия. Но все это так, ерунда. А главное в том, что я рад снова работать с Вами. И всегда радуюсь Вашему приходу, здоровью и хорошему настроению.
Надеюсь, Вы помните, что сегодня 14 марта. На всякий случай я напоминаю Вам об этом и поздравляю Вас, смешной, забавный, а иногда очень глупенький фрукт.
Ваш Эф.
* * *
Были еще театры «Современник», Таганка… Почему же разгромили именно Ленком?
Уж слишком мы не соответствовали названию театра идеологически, были совершенно не похожи на ленинских комсомольцев.
И потом, мне кажется, Ефремов и Любимов — не в укор им будь сказано — легче находили с начальством общий язык..
Одним словом, Эфроса уволили, театр разогнали. Многие известные люди пытались вмешаться. Бесполезно. Вскоре после нашего ухода в театре пошли «репрессии», быстро поснимали все эфросовские спектакли.
Когда все это происходило, меня в Москве не было. Месяца через полтора возвращаюсь я с Кипра. В аэропорту меня встречают мои приятельницы, актрисы. И сразу спрашивают: «Ты хочешь „Чайку“ играть?» Я говорю: «Нет». — «А „Снимается кино“ хочешь играть?» Я говорю: «Нет». — «А „Мольера“ хочешь играть?» Я говорю: «Нет». Вот так мы шутили. И вдруг они говорят: «Ну и не будешь играть». Я ничего не поняла.
Погрузились мы в машину, приехали домой. И только дома они рассказали, что произошло с нашим театром. Какие были собрания, как вели себя актеры. О последнем спектакле «Мольер». Как играли, что с Анатолием Васильевичем. Как плакала публика, как плакали актеры за кулисами. Какие режиссеры его защищали. Кто виновник всего этого. Называлась самая страшная фамилия: Егорычев. Кажется, секретарь МГК Егорычев, Шапошникова… Сплетение фамилий.
Трое суток Анатолия Васильевича не было, он улетел в это время на юг. Мы буквально встретились в воздухе — он оставил мне записку, я посчитала время, когда он улетал, и поняла, что мы как бы поднялись в воздух одновременно: я в Москву, он из Москвы.
Трое суток мне рассказывали перипетии тех полутора месяцев, когда меня не было в Москве. Как десять актеров из Ленкома перевели в Театр на Малой Бронной, что переживал Анатолий Васильевич, что переживали все актеры — оставшиеся и переходящие на Бронную.