Вдруг начало чудиться мне, что это уже не тот эшелон громыхает на стыках рельсов, а приближается другой. Хотелось броситься на полотно, проверить мину и уже не отходить от нее, пока не взлетит все в воздух от страшного взрыва.
- Сейчас же снять мину! - повторяет свой приказ Белопухов.
Я не трогаюсь е места, но молчу, не возражаю. Замечаю только, что Лена подползла к Белопухову. Слышу затем, что она говорит ему как раз то, о чем я сам думаю. Не шепчет, а потихоньку говорит, чтобы все слышали:
- Не нужно снимать мину, нужно поправить, если что там испортилось, и дождаться еще одного эшелона.
- Это верно! «-поддерживает ее Ларион. - Здесь если бы десять мин было..,
Лены Белопухов, должно быть, не послушался бы, а на слова Лариона обратил внимание.
- Одной взорвать не умеем, - как бы запротестовал он, но уже все понимали, что старший группы начинает смягчаться,
- Иди проверь и доложишь! - ворчливо говорит он мне. - Смотри только, осторожней!
Проверка была совсем легкая. Вернувшись, я сообщил, что мина в полном порядке, а не взорвалась потому, что шнур каким-то образом зацепился петлей за пень.
К счастью, другого эшелона не пришлось долго ждать. Мина моя взорвалась хорошо, потом выяснилось, что тридцать шесть платформ с военной техникой были разбиты.
Когда мы были уже далеко в лесу, ко мне подошел Белопухов и виновато проговорил:
- Ты прости меня. Слышишь? Я не знал, что у тебя такое горе с домашними. Старик сказал только перед самым уходом. Если бы знал, не кричал бы на тебя так,
Я не обижался на Белопухова, да и не за что было. Если бы я сам очутился на его месте, то, наверное, кричал бы еще пуще. Когда наступила ночь, мы снова пошли подрывать, а там снова и снова. Лена иной раз ходила с нами, а иногда с Сашей Гуриновичем, который теперь уже сам был старшим подрывной группы.
О Саше мне вспомнилось не только по ходу сегодняшних моих мыслей, а и потому, что вот уже почти вплотную подошел я к тому березняку, где этот человек похоронен. Всякий раз, когда случается мне проходить здесь, всегда вспоминаю Сашу. Искренним другом был он мне и всегда изумлял своей отвагой.
Позвали как-то всех нас в штаб, и командир отряда начал выкладывать одну обиду. Почти под самым носом партизанского отряда оккупанты вывозят торф на станцию, и ничего нельзя сделать. Ночью паровозик этот не ходит, а утром немцы проверяют рельсы, прежде чем его пустить.
- Можно взорвать его днем, при немцах, - вдруг предложил Саша.
- Можно, говоришь? - заинтересовался командир.- Кого берешь с собою?
Я уставился на Сашу, но сразу заметил, что Лена смотрит на него еще более настойчиво.