Рассеянный свет луны лег на девственно чистую кожу. Татуировки не было.
– Но… ты ведь убила пеплохода, который убил твоего мужа. И губернатора!
– Мне не хватило. Моего мужа убили две сотни людей. Все, кто отказался выступить в его защиту, не спрятал его. Каждый житель Гиблого Города. Злобные, трусливые людишки. Что ж, я научила их бояться. Облекла их кошмары, в которых по ночам приходят хитроплеты, в плоть и сталь. Чего-то подобного, Хатин, я ждала пятнадцать лет. Это моя ночь и ночь Копьеглава. Не становись у нас на пути.
Черный камешек в животе у Хатин будто лопнул от крика, с которым Джимболи отправилась навстречу смерти. Ноги у Хатин дрожали, но не подгибались. Она не могла сделать ни шага, не могла упасть. Что ей оставалось, как не стоять?
– Так сколько смертей ты хочешь, Плясунья? Города хватит? Это уймет твою боль? Или тебе по-прежнему нужно будет «Возмездие», чтобы жить местью других? Крови не хватит. Этой ночью ничего не закончится. Если мы позволим Копьеглаву поглотить жителей Гиблого Города, история не закончится, она продолжит себя пересказывать. Их месть и наша, подпитывая друг друга, сцепятся, словно коты в драке, навечно. Моя деревня вновь сгинет, как и твой муж, это будет повторяться снова и снова. Лица и имена другие, зато причины все те же. Нам никакой мести не хватит. Мы можем лишь не дать другим погибнуть, как погибли наши близкие. Даже если придется восстать против вулкана.
Это было странное противостояние, словно мерились взглядами гора и одуванчик. Кругом тревожно шелестела чаща, но ни женщина, ни девочка не шевельнулись, даже когда под ногами сперва у одной, а потом у другой спешно прополз уж.
Лишь сверкающие всеми цветами радуги цикады стали свидетелями того, как одна поединщица опустила взгляд и смиренно склонила голову.
* * *
На каминной полке у Прокса всегда стояли часы. Они дробили время, подавая его ежечасно в виде крохотных звонких осколков. Они стали единственным товарищем, и потому, когда ровно в четыре часы, отсалютовав привычным звоночком, упали набок и свалились на пол, Прокс ощутил себя преданным.
Он машинально оторвался от бумаг и взглянул на осадок в бутылке и маятник – проверить, насколько сильным был подземный толчок. Взглянул как раз когда все полетело вниз с подоконника.
Кресло взбрыкнуло, будто не желая больше держать его вес, и Прокс встал, опираясь на стол, – ощутил, как тот скачет. И вот когда уже ему начало казаться, что дрожь земли унялась, весь дом содрогнулся, и подпрыгнули пластинами ксилофона половицы.
В ушах стоял невероятный по силе рев – это доносился шум с улицы. Прокса будто бы опустили головой под воду. Пошатываясь, он подошел к окну и чуть не упал на раму. Увидел за стеклом похожий на конец света восход.