«Эта поучительная история о Зевсе началась вовсе не в Древней Греции и даже не в Греции современной, а в глухом лесу Новгородской области, в середине двадцатого века. Началась она с грозы, о которой нужно сказать отдельно. Но сказать нужно лишь то, что эта гроза была самой необычной из тех гроз, которые доводилось видеть старожилам небольшой деревеньки Олимпово.
Небо почернело настолько, что селяне все поголовно решили, будто наступает конец света, а потому даже не стали зажигать лучин. В полдень на землю пала глубокая ночь. Все, разумеется, сидели дома и ждали, чем все это кончится, одна только глупая Гея бродила в тот день в лесу и не поспела вернуться домой до того, как на землю низверглась лавина воды. Гея была тридцатилетней матерью-одиночкой, а точнее, пока еще не матерью, а брюхатой от какого-то бродяги, как говорили местные бабы, старой девой.
Когда на землю пала мгла, Гея до того перепугалась, что, шарахнувшись, как глупая лошадь, в сторону болота, потеряла тут же и корзинку с грибами, и тропинку, по которой могла бы быстро добраться домой. Молния проделала дыру в полнеба, ослепила всех, кто имел глаза, и тут же громыхнул адский гром, от которого чуть не разорвались барабанные перепонки. В деревне бабы часто крестились на иконы, а мокрая Гея в лесу валялась без чувств под кустом дикой малины.
Однако ей повезло, сразу же после дождя она пришла в себя и вернулась домой, где и разродилась мальчиком, названным тут же по местным святцам в честь нынешнего святого – Зевсом. И никто бы, наверно, тот день никогда не вспомнил, хоть и натерпелись все страху, если бы не Зевс.
Когда Зевсу было всего лишь пять, его то и дело таскали за уши соседки, у которых он что-нибудь поджигал. Мальчик родился необычным. Машет руками, а из кончиков пальцев летят мелкие, но самые настоящие искры. К десяти годам, когда искры сменились маленькими, но совсем настоящими молниями, Зевс приучился руками не размахивать и следил за своей походкой, потому что, как только руки начинали бесцельно ходить ходуном, под ногами вспыхивали маленькие костры. В восемнадцать, узнав о безвременной кончине матери, он всплеснул руками и поджег дом старосты, после чего батрачил на того за одну лишь похлебку два с половиной года.
Старожилы привыкли к Зевсу, считали его чуточку придурковатым – мыслимо ли ни с того ни с сего молнии пускать из пальцев, – но зла на него не держали и особого внимания фактам молниеиспусканий не придавали.
Но вот появилась в Олимпово залетная художница из столицы. К бабушке приехала на каникулы, залечивать раны от высокой, но очень обидно оборвавшейся любви. Звали молодую рисовальщицу Герой, и была она дочерью бывшего всесильного князя, а ныне – никчемного пенсионера, некогда покинувшего Олимпово в поисках лучшей доли.