– Я клянусь!
– Не клянись.
– Поедем в табор. Там ни у кого нет паспортов, все живут в степи, людей мало, милиции вообще нет.
– Нет, ну какой из меня цыган? Ты лучше скажи, ты будешь меня ждать или нет? Наверняка скажи.
– Клянусь, никогда тебя не забуду! Клянусь – ждать буду!
– Да не клянись ты, дурочка. Не клянись, ненаглядная моя.
Утром Жанна вся в слезах провожала Сашку. Решили, что он уйдет первым, пока еще совсем не рассвело, чтобы никто не заметил. Жанна стояла на коленях, обнимала его ноги и ревела в три ручья. И потом ревела по дороге на работу. И на работе – время от времени, – и когда возвращалась с работы.
Соседка, вернувшись из больницы, застала ее за тем же занятием. Жанна сидела на кровати, гладила струны гитары и тихо плакала, раскачиваясь из стороны в сторону, как мулла. Бабка принялась было расспрашивать, что да как, но у Жанны слов для описания своего горя не находилось. Ни одного, ни на каком языке.
Так с мокрыми ресницами она просидела несколько недель.
Потом мучили какие-то недомогания, вроде бы заболела. Но температуры не было, поэтому врач не дал больничный. Самочувствие, однако, не улучшалось, и через два месяца Жанна снова, по настоянию бабки-соседки, пошла к врачу. Врач, пожилой старичок, выслушал внимательно ее жалобы, а потом, прищурившись, спросил:
– Да не беременны ли вы, красавица?
Жанна судорожно схватилась руками за живот, посмотрела на доктора и выскочила из кабинета. «Вот это да!» – повторяла она себе, возвращаясь домой. Как же она об этом забыла! Слез как не бывало. Теперь она не знала – радоваться ей или горевать. Конечно, она сильно хотела ребеночка от любимого Сашки. Какая разница, что Сашки пока нет. Ведь он вернется, обязательно вернется как обещал. Но вот как вырастить ребенка одной? Хватит ли ей тех копеек, что платят клиентки? На что она будет жить с маленьким? На какие шиши? Нужно прямо с этого самого момента начать экономить и откладывать понемножку на то время, когда она не сможет работать.
В следующие три дня Жанна поняла, что с экономией у нее ничего не выйдет. Есть хотелось до обморока, до одурения. До одиннадцати часов она еще как-то держалась, а потом шла на кухню и съедала все, что было куплено на два дня вперед. Правильно, ведь теперь ей нужно есть за двоих. Бабка скоро заметила ее безудержную прожорливость и просияла:
– Да ты, девка, никак на сносях?
Жанна ничего ей не ответила, отвернулась и досадливо поморщилась.
– И кто же паршивец этот? Когда успел? А… – догадалась она, – значит, развлекалась тута, пока я в больнице загорала?