— Знаешь, почему актеры не любят эскимо на палочке?
— Почему? — ошарашенно поинтересовался Михаил.
— Потому что палочка плохо выходит.
Михаил хотел что-то сказать, но девица повернулась и вышла из гримерки.
В «Пурге» было весело, как всегда. Как всегда, ровно в полночь отмечали Новый год, как всегда, рекой лилось пиво и шампанское, как всегда, было много красивых девушек, но Михаил Почеренков и Константин Хабенский не смотрели на них. Они мрачно пили водку.
— Ты когда последний раз звонил? — Михаил хлопнул очередные полстакана.
— Десять минут назад. Да это бесполезно, Миш. Телефон или отключен, или они трубку не берут.
— Кто же нас тогда сфотографировал? А может, завтра дозвонимся, а? Или ночью? А, Костя? А может, они сами позвонят?
— Сами? Ты что, их плохо знаешь?
— А вдруг позвонят?
Телефон Хабенского, лежавший между бутылками, издал резкую трель.
— Во, во! Я же говорил! — заверещал Почеренков, нечаянно смахнув пару стаканов на пол.
— Алло! Нет. — Хабенский махнул Почеренкову рукой: — Да подожди ты! Не они это. Нет, это я не тебе. Да. В театре. Жди, не паникуй. Сейчас приедем.
Хабенский соскочил с подвешенного к потолку стула и стянул с другого Михаила.
— Едем. В темпе. Андрюха пропал.
Константин кинул на стол пачку смятых купюр и потащил за собой друга сквозь толпу восторженно визжавших девиц.
— Ё-моё, — только и успел вымолвить Почеренков.
Весь короткий путь до театра (друзья сразу поймали такси) Хабенский и Почеренков обзванивали общих с Зибровым знакомых обоего пола. Никто ничего не видел, не слышал и не знал. Почти протрезвевшие актеры, кивнув знакомому омоновцу, беспрепятственно прошли через служебный вход и стали подниматься по темной лестнице. В фойе второго этажа дежурили два рослых бойца, сразу же преградившие Хабенскому и Почеренкову дорогу.
— Да мы работаем здесь. Мы к худруку, — зло сказал Константин.
— К худруку ночью? — лениво усмехнулся один из омоновцев. — Вы дома должны все спать, в теплых кроватках, а не по запретной зоне ночью шастать. А может, вы эти самые маньяки и есть?
— Да не, ребят. Вы вот сказали про запретную зону, я ее ведущий, между прочим, Михаил Почеренков.
— Программа твоя — говно. Туфта все это, и ты туфта. Неужели ничего лучшего придумать не могли, как расследовать, кто у кого под дверью гадит? Или, помнишь, Лень, — омоновец кивнул приятелю, — тогда, про кота? Не то сожрали его, не то с балкона выбросили. А этот дурик скачет, радостный…
Омоновец не успел закончить тираду, в которой клеймил позором программу «Запретная зона», как тишину прорезал нечеловеческий вопль, окончившийся глухим бульканьем и бормотанием.