— Удивительно! — вопит бейлиф. — Ну и, конечно, все так просто после того как вы объяснили. Дорогой друг, ваши необыкновенные способности не изменили вам за годы отсутствия!
— Надеюсь, по меньшей мере, что их вполне достаточно для того, чтобы сделать столь очевидные выводы, как в данном случае. Полагаю, доктор, мы уже достаточно времени потратили на эту бедною развалину, которая, опасаюсь, представляет больший интерес для членов собрания общества трезвости, чем для нас. Мне кажется, вы согласитесь, что этот ничтожный каркас имеет мало общего с вашим заслуженным индийским генералом?
— Еще бы! — восклицает второй болван, поднимаясь.
И они зашагали дальше, оставив меня вздыхать от облегчения и негодования — пьяная судовая крыса из второразрядного немецкого университета — это ж надо додуматься! Я расслышал, как доктор спросил:
— Но как вы узнали, что он попал сюда через Пикадилли?
— От него разит бурбоном, который не просто найти где-либо, кроме «Американского бара», а состояние его указывает на то, что он по меньшей мере один раз наполнил свою фляжку после схода на берег...
Выждав, пока путь расчистится, я с кряхтеньем поднялся и поспешил домой: усталый, разбитый и воняющий бренди (бурбон, тоже мне — будто я стану загаживать свое нутро подобной мерзостью), но если мой «ничтожный каркас» ныл, то сердце разрывалось от счастья. Все обернулось лучше некуда, и для меня и для Селли, и, ковыляя к Беркли-сквер, я пребывал в превосходном расположении духа. Дойдя до конца Хей-хилл, я принялся даже насвистывать, и тут взгляд мой случайно упал на освещенное окно, и я замер, сказав про себя: «Ого, а это еще что?»
Дело в том, что это было мое окно, в гнездышке для утех юных дней, которое, как уже упоминалось, я предоставлял принцу Уэльскому для тайных встреч. Мне вспомнилось из утренней газеты, что его прибытие из Франции ожидалось вечером на Чаринг-Кросс. Святой Георг, думаю, этот хряк спал и видел как бы добраться до английской свежатинки, это когда в его распоряжении целый месяц была половина всех танцовщиц Парижа. Не успел приехать, как сразу в седло. Горестно покачав головой при мысли о столь прискорбном поведении, я заметил, как с Графтон-стрит выезжает кэб и останавливается прямо у дверей моего убежища на Хей-хилл. Час был поздний, прохожих никого. Ага, думаю, вот и его пташка; дайка поглядим, будет о чем посудачить завтра в клубе.
Я подоспел как раз, чтобы увидеть, как дама под густой вуалью, не заплатив, вышла из кэба, который в ту же минуту укатил. Это подтверждало мою догадку, и когда она прошла по мостовой и поднялась на крыльцо, я был тут как тут. Как раз когда я проходил мимо, леди приподняла вуаль и поправила волосы, и на долю секунды мне открылось ее лицо. Я замер, словно оглоушенный, и, хватаясь за поручни, стал сползать на землю. Потому как ошибки быть не могло — передо мной стояла моя внучка, крошка Селина.