Мне пришлось запечатать свои желания больше чем на час, поскольку, хотя фешенебельная публика начала вскоре расходиться, четверо, казавшиеся наиболее близкими знакомыми, остались ужинать с нами. Странная это была коллекция, на мой взгляд: какой-то немецкий принц — важный тип с седой бородой и орденом на кителе, и три дамы, все красавицы, как на подбор. Одна, графиня, была смуглой темпераментной особой с нежным голоском и парой самых впечатляющих холмов, какие мне доводилось лицезреть. Не знаю даже, как удавалось ей управляться с супом, поскольку тарелку видеть она не могла, ей-богу. Из двух оставшихся одна была говорливая блондинка, флиртовавшая со всеми, даже с лакеями, а другая — тощая рыжая бестия, пившая не хуже миссисипского лоцмана, притом без всякого зримого эффекта. Принц явно считался большой шишкой, но со мной держался очень любезно; Кральта была неподражаема, и ужин протекал весьма благопристойно, если не считать болтовни и фривольных взглядов блондинки, которые все старались не замечать. Прекрасный стиль у этих венцев.
Наконец мы, слава, богу, разошлись, обменявшись поклонами, кивками и вежливыми репликами. Кральта провела меня в свою спальню, и в следующую секунду я уже накинулся на нее, жарко дыша и расстегивая пуговицы. Это был яркий образец полного согласия сторон, так как мне редко доводилось видеть, чтобы женщина столь стремительно успела избавиться от полного парадного одеяния, и мы сплелись в объятиях, как пастух с пастушкой на сеновале, перекатившись с кровати на пол и обратно. Так мне показалось, хотя я и не уверен. После фееричного финала, переводя дух и слушая, как она покрывает поцелуями мой свежий шрам и бормочет нежные слова, я подумал: «Да, вот за этим ты и прибыл в Европу, Флэш, и Ишль стоил того». Ни тогда, ни после она ни словом не обмолвилась про Штарнберга или заговор, и меня это вполне устраивало.
Спустя некоторое время я решил посетить маленькую приватную уборную, расположенную перед гостиной, и остолбенел, встретив выходящим из клозета не кого иного, как того самого принца, облаченного в шелковый халат и с бородой в сеточке. Как он тут оказался, мне и в голову не приходило, но я не мог не поразиться его апломбу: увидев перед собой совершенно голого мужчину, принц лишь едва вскинул бровь, вежливо пожелал мне «Gute nacht»[1006] и скрылся за дверью в дальнем конце гостиной. Надобности свои я отправлял в некотором недоумении, и ангел-хранитель надоумил меня завернуться перед выходом в полотенце. И едва успел я это завершить, как дверь распахнулась и в проеме, черт меня дери, показалась феноменальная грудь, за коей последовала ее темноволосая обладательница, облаченная в ночнушку, сделанную, надо полагать, из остатков москитной сетки. При виде меня она вздрогнула, пробормотала «Entschuldigung!»