Но Берти-Буяна было не убедить. От перспективы скандала он впал в такой ужас, что совершенно потерял голову, и паре идиотов в лице Ковентри и Уильямса удалось уверить его в неопровержимости свидетельств. Когда я уговорил принца пригласить их в комнату, чтобы выслушать все самому из первых уст, они стали напирать, что пятеро разумных молодых людей не могли ошибиться, причем несколько раз к ряду.
— Постойте-ка, — говорю я. — Давайте все по порядку. Позавчера вечером, в понедельник, вы после обеда играли в баккара в курительной. Пока шла игра, я только заглядывал в комнату, но насколько помню, вы сдвинули вместе несколько столов и накрыли их тканью. Его высочество держал банк...
— А Уильямc был крупье! — кричит Берти, стремясь частично снять вину с Камминга.
— Только во второй вечер, сэр! — поправляет его Уильямc. — В понедельник играли без крупье.
Принц насупился, но возразить не мог.
— В любом случае, было два стола с игроками, сэр: один по правую, другой по левую руку от вас? Где сидел Гордон-Камминг?
Они посовещались и сошлись на том, что тот занимал место слева. Ближе всего с этой стороны от принца располагалась миссис Уилсон, жена хозяина, затем шел пустой стул (хотя свидетели не могли поклясться, что он пустовал всегда), затем Беркли Ливетт, потом, за углом, молодой Джек Уилсон, сын хозяина, за ним Гордон-Камминг, а замыкал перечень один из Сомерсетов. Каждый ставил самостоятельно и открывал по очереди розданные карты.
— Как именно размещали ставки? — спрашиваю я.
— С помощью фишек, предоставленных его высочеством, — отвечает Ковентри, глядя на принца так, словно тот был продавцом опиума. — Мне кажется, я вижу его ящичек вон там.
И точно, на столе стояла шкатулка полированного дерева, которую Берти неохотно открыл, продемонстрировав кожаные фишки, на которых собственной его рукой было обозначено достоинство: коричневые — десять фунтов, ярко-красные-синие — один и так далее. «Орудия дьявола», как я слышал, величала их королева; фишки повсюду путешествовали с принцем.
— Насколько понимаю, все делали ставки прежде, чем его высочество сдавал? — продолжаю я. — Клали свою фишку или фишки прямо на стол, так? Затем, видимо, сдавались карты, его высочество объявлял количество очков у банкира, после чего игроки платили или забирали выигрыш в зависимости от результата?
Берти уныло хрюкнул — происходящее не нравилось ему ровно настолько, насколько доставляло мне удовольствие, хочу заметить.
— Хорошо, что дальше?
Все молчали, переглядываясь.
— Ну же, джентльмены, — подбадриваю я. — Кто заметил жульничество Гордон-Камминга? Когда и как это происходило?