– Можно мне посмотреть его комнату? – спросила Джет.
Преподобный Уиллард уже не участвовал в церковных службах. Он вообще ни в чем не участвовал. Не поливал сад, не выпалывал сорняки. Водосточные трубы на доме держались на честном слове, крыша давно требовала ремонта. На крыльце стояли два кресла-качалки, в которых он никогда не сидел. Он не хотел, чтобы проходившие мимо соседи желали ему доброго дня или интересовались, как у него дела. Он посмотрел на девушку из проклятого рода Оуэнсов – черноволосую, с бледным серьезным лицом и шрамом на щеке – и махнул ей рукой, мол, заходи. Он сам не знал, о чем думал и думал ли о чем-то вообще, но он пригласил ее в дом.
– Я вам очень признательна, – сказала Джет, поднявшись на крыльцо. – Спасибо.
Он провел ее в дом, и они поднялись вверх по лестнице, покрытой старым бежевым ковром. Белые стены давно пожелтели. В доме пахло нафталином и недавно сваренным кофе. Свет нигде не горел. Преподобный Уиллард не любил зря жечь электричество. Он прекрасно все видел и в полумраке, а с наступлением темноты сразу ложился спать. Или сидел у окна, глядя на запущенный сад, словно пытаясь повернуть время вспять и увидеть, как все было раньше. Его жена умерла от рака совсем молодой, и, может быть, именно после ее ухода все пошло наперекосяк. Он был слишком строг к сыну и вечно боялся беды, а потом, кажется, сам навлек на себя беду. На себя и на всех, кто был рядом.
– Осторожнее. Тут крутые ступеньки, – сказал он неожиданно для себя самого.
Он провел ее в комнату Леви и включил свет. Эту комнату Джет хотелось увидеть чуть ли не с первого дня их знакомства. Буквально при каждой встрече она просила Леви описать его комнату во всех подробностях. Синее покрывало, кубки, которые он выигрывал на соревнованиях по плаванию, фотографии мамы и папы на пикнике у озера. Обои в бело-голубую полоску, серый палас на полу. Теперь Джет застыла в дверях. Она закрыла глаза и представила, что Леви сидит на кровати, держит в руках сборник стихов и улыбается ей. Глаза обожгло горячими слезами.
– Те, кого любят, не умрут. Любовь и есть Бессмертие, – сказала Джет, цитируя Эмили Дикинсон.
Когда она открыла глаза, преподобный Уиллард стоял рядом с ней и плакал, не стесняясь слез. Они стояли так очень долго, пока за окном не стемнело.
Потом они спустились вниз и вышли в сад, где цвели нарциссы. Желтые, словно кусочки бледного солнца. Все остальное было черным. Даже земля.
– Если хочешь, могу отвезти тебя на автовокзал, – предложил преподобный Уиллард.
– Спасибо, но я лучше пройдусь. Я люблю ходить пешком.