За столом собралась вся семья, даже Винсенту пришлось выйти из своей берлоги. Он явился в столовую мрачный и раздраженный, что его вытащили из комнаты, из маленького мирка, где пахло дымом и магией. Он где-то нашел подвесное плетеное кресло и прикрепил его к потолку. Он нередко сидел в нем, часами наигрывая на гитаре, и не любил, когда его дергали.
Родители сидели с таинственным видом и чуть ли не лопались от гордости.
– Поздравляю! – Джеймс Берк-Оуэнс выудил из кармана какой-то конверт и помахал им над столом. – Пришло с сегодняшней почтой. Из одного маленького колледжа на берегу реки Чарльз. – Каждый, кому доводилось встречаться с доктором, уже через пять минут после знакомства был в курсе, что тот окончил сначала Гарвард, а потом Йельский университет. Сейчас он поднялся из-за стола и стиснул Френни в медвежьих объятиях. – Горжусь тобой, Фрэнсис Оуэнс.
Френни, которая всегда стеснялась проявления бурных чувств, выскользнула из папиных объятий. Она забрала у него конверт, еле сдерживая волнение. Внутри было письмо с сообщением, что ее приняли в Рэдклифф, женский колледж в Кембридже, штат Массачусетс, аналог Гарварда, созданный в те времена, когда высшее образование для женщин считалось предосудительным.
– Добро пожаловать в клуб, – с гордостью проговорил папа.
– Мы всегда знали, что ты у нас самая умная, – сказал Винсент. – Ты уж нас не подведи.
– Очень смешно, – отозвалась Френни. Самым умным из них был Винсент – умным, но жутко ленивым.
Джет была единственной, кого не порадовало письмо из Рэдклиффа. Университетские каталоги приходили по почте всю осень и зиму, и Джет это пугало. Она с трудом представляла, что будет, когда Френни уедет в Кембридж или Нью-Хейвен. Ей придется справляться с родителями в одиночку. Как ей видеться с Леви, если Френни не будет ее прикрывать? Она без него жить не может. Буквально сегодня они сидели на скамейке в парке и целовались, пока у обоих не закружилась голова. Когда пришло время прощаться, они никак не могли расстаться и стояли в обнимку на автовокзале, и Леви пропускал один автобус за другим.
И сейчас, на семейном торжестве в честь поступления Френни в Рэдклифф, Джет сделала страшную вещь. Она пожелала, чтобы Френни осталась в Нью-Йорке. Она знала, что это эгоистично, и потом еще долго корила себя, но было поздно. Она уже загадала желание. Горькое, с едким запахом дыма, оно поселилось в груди у Джет и еще несколько месяцев выходило надсадным кашлем.
– Не грусти, – сказал Винсент, заметив, с каким унынием Джет наблюдает, как папа открывает бутылку шампанского. – Все не так плохо.