- Ну вот, есть теперь у нас свой водолазный
кот, - сказал кочегар Вострепов, доставая из кармана кусочек хлеба.
Котёнок поел и облизал шерстку. Это был очень чистый кот, настоящий корабельный. Закончив умываться, он ушёл на корму крейсера и заснул. Перед рассветом нам надо было уходить, мы хотели взять кота с собой, но он царапался и ни за что не хотел оставлять кормы.
- Пусть посидит тут, покараулит судно, - засмеялся дядя Миша и выловил из-за борта сачком маленькую салаку, чтобы котёнку было чем подкрепиться после ночной вахты.
Свежая рыба котёнку понравилась. Он сперва поиграл с нею, как с мышью, а потом, не дожидаясь утра, съел.
Когда следующей ночью мы вернулись и приступили к работе, котёнок с интересом следил за нами из темноты зелёными огоньками глаз. Сидя на корме, он внимательно смотрел, как мы спускались и поднимались из воды. Может быть, по-кошачьи думал, что это мы ему ловим рыбу на завтрак.
Однажды звёздной ночью немцы, видимо, заметили наше движение и дали по кораблю несколько орудийных выстрелов. Снаряды пролетали над кораблём и разрывались в воде. Но водолазов не оглушило: все были во-время подняты из воды. После этого прочёса немцы успокоились и не тревожили пас до самого утра. Они и не догадывались, что мы приходим сюда каждую ночь и прячем за кормой крейсера целую флотилию: водолазный бот, шлюпки, водоотливные средства и большие цилиндрические понтоны.
Начались осенние штормы, однажды ударил девятибалльный. Во время такого шторма возле кормы стоять нельзя - разобьёт о стальной корпус, а отойти тоже нельзя было - заметят. А самое главное - ночь потерять жалко.
Наш боцман Калугин, как акробат, ходил по взлетающей вверх и вниз палубе и подкладывал брёвнышки и кранцы между бортами. Благодаря его уменью мы всё-таки отработали несколько ночных часов. Дядя Миша был весь мокрый, как и мы, вылезавшие из воды, и котёнок тоже был весь мокрый. Взяли мы его с собой на базу, обогрели и обсушили. В следующую ночь, тоже штормовую, хотели его на базе оставить, но не успели от берега отойти, как он уже очутился на спине у дяди Миши и ушёл с нами на операцию.
Мы до сих пор даже не знали, как звать котёнка. Много имён перебрали: и Жучок, и Чертёнок, и Бесёнок, и Белые пятнышки, - как только ни называли, а он и ухом не повёл на прозвища. Не мяукнул в ответ ни разу, будто немой. Так и оставался у нас котёнок без имени до тех пор, пока он нам не помог в одном деле. Это было уже после пробной откачки корабля, когда мы заделали пробоины. А насчитали мы их сто с лишним.
Работали в полном мраке наощупь, резали руки, но каждый думал только о том, как лучше и плотнее наложить пластырь на корабельную рану.