Вскоре тропинка снова принялась карабкаться вверх по склону, и мой пони пошел помедленнее, выбирая дорогу среди редколесья. Подлесок зарос густым орешником, через беспорядочное нагромождение замшелых камней пробивались рябина и шиповник, а папоротник был высотой по грудь человеку. Через его заросли то и дело пробегали кролики, а пара соек верещала на лису, чувствуя себя в безопасности на вершине граба. Я подумал, что здесь слишком твердая почва, чтобы на ней оставались отчетливые следы, но мне не попадалось никаких признаков, позволяющих предположить, что по этой тропе недавно проезжал другой всадник, – ни примятого папоротника, ни сломанных веточек.
Солнце стояло высоко. По кустам боярышника пронесся легкий ветерок, постукивая твердыми, недозревшими ягодами. Я ткнул пони пятками. Среди дубов и остролиста начали встречаться сосны, чьи стволы отливали медью под лучами солнца. Чем выше в гору поднималась тропа, тем тверже становилась почва, пестреющая серыми залысинами валунов, выбившихся из-под тонкого слоя дерна, и многочисленными кроличьими норами. Я не знал, куда ведет эта тропа, и вообще не знал ничего, кроме того, что я один и свободен. Ничто не подсказывало мне, что это был за день и какая путеводная звезда привела меня в холмы. В те дни будущее еще не было открыто мне.
Пони замедлил шаг, и я пришел в себя. Тропа раздваивалась, и я не знал, какой путь лучше избрать. С двух сторон она шла в обход чащи.
Пони решительно повернул влево, вниз по склону. Наверное, я позволил бы ему идти, куда он захочет, но в этот момент тропу передо мной слева направо пересекла низко пролетевшая птица и скрылась за деревьями. Заостренные крылья, вспышка рыжего и синевато-серого, хищный темный глаз и загнутый клюв – мерлин! Ну хоть какой-то повод. Я повернул пони в ту сторону и наподдал ему пятками.
Тропа полого взбиралась по склону, оставляя лес по левую руку.
Это была сосновая чаща, темная и такая густая, что проложить путь через нее можно было лишь с топором. Я услышал хлопанье крыльев вяхиря, который выбрался из своего убежища и, оставаясь невидимым, полетел вглубь леса. Вяхирь направился налево. А я последовал за соколом.
Я отъехал уже довольно далеко от долины реки и от города. Пони пробирался по краю неглубокого овражка, на дне которого журчал небольшой ручей. На другом берегу покрытый дерном склон переходил в каменистую осыпь, и над всем этим высились залитые солнцем сине-серые скалы. Склон, по которому я ехал, был усеян кустами боярышника, отбрасывающими омуты косых теней, а выше снова начиналась осыпь и поросший плющом утес, и в прозрачном воздухе над ним кружили и перекликались клушицы. Если бы не их оживленные крики, в долине царила бы полная тишина, не нарушаемая даже эхом.