«Да уж, с такой закалкой многие из местных опасностей ему вообще ни о чем. А иные и вовсе ничего кроме усмешки не вызывают», – мельком взглянул я на непроницаемое лицо Гудрона.
Наконец, мы приблизились к самому дому. Он пах так, как будто по-прежнему стоял там, где ему и положено. На проспекте каких-нибудь Энтузиастов или улице Ленина. Нагревшимся под жаркими лучами бетоном, едва уловимо битумом, и еще чем-то непонятным, но таким родным. Если закрыть глаза, сразу же очутишься на Земле. Разве что не будет хватать уличного шума: гудения моторов проезжающих мимо автомобилей, детского смеха, и разговора бабушек на лавочке у подъезда. Ну и доносящегося из открытого окна через край переполненного уверенностью голоса из телевизора: как у нас все замечательно, а вскоре будет еще лучше. Или наоборот: как отвратительно плохо, и до полного звиздеца ждать осталось совсем немного. Тут уж все зависит от предпочтений конкретного слушателя.
– Заходим. Первым войду я, затем Гудрон, Янис, следом остальные, – знаками объяснил Грек.
И мы вошли. Чтобы через каких-то полминуты полностью быть разочарованными своей находкой. И чем выше мы поднимались, тем сильнее становилось наше разочарование.
Пролет за пролетом, и повсюду одна и та же картина – дом, который снаружи производил впечатление, как будто все жильцы покинули его буквально пять минут назад, изнутри выглядел совсем по иному. Абсолютно голые стены, на которых не осталось ни клочка обоев, ни остатков панелей, ничего. Такая же картина с полом и потолком. И совершенно пустые комнаты. То же и на балконах. Где люди зачастую хранят всяческий хлам, выбросить который не поднимается рука. Или устраивают пусть крохотную, но жилую комнатку, кабинет, мастерскую, и в этом случае там можно обнаружить все что угодно. Мы неслись вверх, и надежда найти хоть что-нибудь ценное, таяла с каждым новым этажом.
Все, последний, девятый этаж. Тогда-то Грек и скомандовал жестом руки – стоп! Судя по тому, что его указательный палец не лег на спусковой крючок, а по-прежнему находился сразу за ним, немедленной опасности нам не угрожало. Тогда что? Это интересовало не только меня.
– Грек, что там?
– Сам не пойму.
Еще несколько ступенек, и стало понятно недоумение Грека. Три из четверых входных дверей на лестничной площадке отсутствовали, как и везде. Четвертая была на месте. Но не полностью. От добротной стальной двери оставалась ровно половина.
– Впервые такое вижу, – признался Гудрон.
– И я, – кивнул Янис. – Ну так что, входим?
– А нас не того? – Сноуден не договорил, но и без того было понятно, что именно он имеет в виду.