– Все мы одно и то же ели, – не согласился с ним Гудрон. – Но только твоим нейронам не понравилось.
Слава лишь поморщился. То ли от его слов, то ли от новых позывов.
– На вот. Жевать не надо, сразу глотай, – Гудрон протянул на раскрытой ладони несколько горошин. Штук шесть или семь.
– Что это? Похоже на перец.
– Он и есть. Глотай, не бойся, желудок не сожжет. Средство верное, и проверено тысячу раз.
Слава отправил горошины в рот с таким видом, что согласен даже на яд, лишь бы избавиться от неожиданно свалившейся на него напасти. Запил глотком из булькнувшей фляжки, отчего я почувствовал жажду еще сильнее, и спросил.
– Откуда у тебя перец? Местный, что ли?
– Нет, не местный. С Земли передали специально для тебя, – и пояснил. – На кухне в многоэтажке нашел. Вернее, у Гриши отобрал. Ему приправа, а нам лекарство. Ладно, покедова. Да, если увидите что-нибудь подозрительное или необычное, орать не надо: придите кто-нибудь один и сообщите.
Как будто мы и без него не знали. Гудрон ушел, и снова стало скучно. Движения в долине под нами практически не было. Лишь единственный раз по ней прошла группа из нескольких человек. Пятеро мужчин и женщина. Их не тронули, и только несколько минут о чем-то расспрашивали. И опять скукота.
Немудреное лекарство Гудрона, пусть и не сразу, Славе помогло. Но говорить по-прежнему ни о чем не хотелось, и даже то, что на небе появились время от времени закрывавшие светило облака, настроение не улучшило нисколько.
– Теоретик, проснись! – Гудрон тряс меня за плечо, и в его шепоте было столько тревоги, что сон с меня как рукой сняло.
А сон был хорош. Светлый такой, я бы даже сказал – солнечный. Смотрел бы его и смотрел.
Снилось же мне вот что. Как будто проснулся я в своей постели от голоса мамы.
– Вставай, лежебока, – стоя в дверях, сказала она. – Завтрак стынет. Ты же сам просил разбудить тебя в семь, а уже четверть восьмого. Опоздаешь ведь!
То, что я опаздывал, было совершенно неважно. Куда важнее другое: оказывается, весь этот мир мне приснился. Со всеми его гвайзелами, жадрами, пикселями, порталами, полной опасностей первозданной природой и всем остальным прочим. И так сладко было потянуться на мягкой, застеленной свежим бельем кровати, а в соседней комнате о чем-то бубнил телевизор. Я никогда его не смотрел, и даже не понимал: зачем он вообще нужен? Но сейчас он мне показался таким родным! И в тот самый миг, когда собрался откинуть с себя одеяло, чтобы заглянуть сначала в ванную, где всегда есть горячая вода, а затем на кухню, откуда пахло только что испеченными оладушками, Гудрон меня и разбудил.