Степа пытался отговорить жену, но она ни в какую не поддавалась. Лепетала что-то, стонала, невнятно и сбивчиво объясняла — он так и не понял, чем плохо сидеть дома с любимым сыном. Понял только, что каждый спор упирается в ее слезы, — и бросил спорить. Он чувствовал себя бессильным и даже не мог никому пожаловаться: сам считал, что в двадцать первом веке такие жалобы глупы. Ай, трагедия: жена решила выйти на работу! Нашла няню! Он заранее не любил эту тетку, пусть Юля описывала ее как милую и скромную. Любой согласился бы, что девятимесячному ребенку будет хуже с чужой женщиной, чем с родной мамой. Так зачем это все, если Ясе гарантированно будет хуже?
Изящная минутная стрелка указала вниз: ровно полдесятого.
— Сейчас она придет! — объявила Юля, вытянувшись от нетерпения.
Она усадила Ясю в высокий стульчик и регулярно подавала сыну в рот кашу, ложка за ложкой. Юля уже была одета и собрана, а Степа, собиравшийся выйти на работу через десять минут, вынул из шкафа белую рубашку и унылый синий галстук, вздохнул, откусил от бутерброда с колбасой, заменил синий галстук на бордовый и снова вздохнул. Яся, приняв с десяток ложек питания, стал раскачивать стул и громко проситься на волю. Юля выпустила его, но кормить не перестала: теперь она бегала за Быстрым с ложкой, а Быстрый улепетывал на четвереньках от нее.
— Простите, конечно, но хотя бы в первый день можно было бы не опаздывать! — сказала жена.
— Позвони этой… Гуле.
Юля неопределенно покачала головой и выставила на обеденном столе снаряжение для Ясиного обеда: чашки, ложечки, каши и пюре, а еще — четыре исписанные страницы. Майский ветер вздул пузырем занавеску у открытой форточки, взметнул листки, но Юля их подхватила.
— Что это?
— Да так. Чем кормить, с чем играть, где спать и так далее. Я все проговаривала, но на всякий случай.
— Любопытственно, да умеет ли узбечка Гуля читать по-русски?
— Ну, я надеюсь… Мы с ней переписывались. В эсэмэсках, — ответила Юля.
По странному совпадению именно в этот момент ее мобильный загудел, как жук, подавая сигнал об эсэмэс.
— Наверняка Гуля… Пишет, что сейчас придет? — пробормотала Юля, тыкая в телефон.
Яся, предоставленный сам себе, тащил через всю комнату невесть как добытые кружевные трусы матери. Степа попытался их изъять.
— О боже, — донесся до него деревянный голос Юли.
— Что такое? — оглянулся Степа.
Юля стояла, как потерянная, держа в безвольно упавшей руке мобильный.
— Я не останусь. Я жила этим днем, я дни считала до выхода на работу. Двенадцать человек отсмотрела, пока Гулю… Объявления эти, зарплату хотят, какой у меня не было никогда, а сами с грязными ногтями, и… Казалось, хорошая. Яся ей улыбался! Как можно так, в последний момент?!