Однако рано или поздно Смотрящий за Альва-Арной явится домой, и нам все-таки придется объясниться. Обдумывая разные варианты предстоящего разговора, я незаметно увлеклась работой. Не столько сюжетом, сколько деталями. Прорисовать шерстинки на мохнатой шубе двуногого зверя, добавить алых красок чуть приоткрытым девичьим губам, заменить светлые волосы героини на черные просто потому, что так захотелось – чем не интересное занятие? Настолько интересное, что, поглощенная им, я не заметила, как вернулся хозяин.
– Красиво, – сказал он, встав за моей спиной.
Рука дрогнула, и кисточка мазнула по холсту, перечеркнув девичью грудь, которой героиня самоотверженно прижималась к мохнатому торсу кавалера.
– Привет, – пробормотала, не оборачиваясь. А я, наивная, полагала, что победила неловкость, сто сорок пять раз отрепетировав в голове нашу встречу. Выходит, нет. – Голодный? – спросила, вновь начиная рисовать. Машинально, бездумно, просто чтобы что-то делать. – Могу приготовить омлет, – предложила, подняв-таки на него глаза, когда Джетт, обойдя диван, встал напротив.
– Приготовь, – чуть улыбнулся он, наблюдая за мной.
Там же…
Она рисовала чудовище…
И в оборотне с ее картины Джетт угадывал собственные черты, разве что масть отличалась. Всего-то и стоило сменить ипостась и подойти к зеркалу, чтобы увидеть лохматого монстра с волчьей головой и когтями, ранящими не хуже острых клинков. Смотрящий давно свыкся со своей звериной сущностью, но обнаружить ее на холсте Александры стало для него потрясением. Безусловно, приятным.
Найдя художницу, занятую работой в просторной гостиной, объединенной с кухней, он минут пять любовался ею, с удовольствием отмечая, что она не сменила его рубашку на свои родные вещи, которые лежали в шкафу гостевой спальни. Не нашла сумку или просто не захотела переодеваться? И если первое, то что же тогда у нее под рубашкой? Прикрыв на пару секунд глаза, Джетт справился с реакциями тела на собственные фантазии и вновь сосредоточился на картине. Только когда рассмотрел ее, удивлению его не было предела, а на душе, как это часто случалось в присутствии художницы, стало тепло.
Его зеленоглазое солнышко увлеченно красила зверолюда, обнимавшего свою избранницу, и вовсе не считала это чем-то ужасным, недопустимым, зазорным. Убежденность Джеттеро в неизбежной негативной реакции Алексы на мир двуипостасных дала крен, постепенно уступая место всколыхнувшейся надежде. А желание Али накормить его омлетом вселило уверенность, что вечер будет куда приятнее дня. Жаль, цветы завяли… скромный букетик наверняка порадовал бы гостью. Или нет.