У бара обнаружился Джереми Грин — непривычная и тем более заметная фигура на подобном сборище. Его золотые локоны беспорядочно ниспадают на квадратные плечи взятого напрокат смокинга, — картина вызывает ассоциации с образом кучки изгнанных ангелов, расположившихся на крыше Сиграм Билдинг. Вот он-то и есть мой друг. Мой настоящий друг, несмотря на то, что игнорирует мои приветствия.
Он не обращал на меня внимания до тех пор, пока я не пролил водку на его рубашку.
— Отвали!
— Простите, не вы ли тот знаменитый писатель коротких рассказов Джереми Грин?
— Это оксюморон. Из той же категории, что живой поэт, французская рок-звезда, немецкая кухня.
— А как насчет Чехова?
— Мертв, — Джереми вынес этот вердикт в поэтической манере, так что звон зависти еле-еле различим. Он чуть было не добавил «счастливый мерзавец», но и так было ясно, что именно это он и имел в виду.
— Карвер?
— То же самое. Плюс к тому, неужели ты считаешь, что парню, который читает лишь свои счета за газ, есть дело до того, кто такой был этот Карвер? Ты думаешь, этот бармен знает его?
Бармен, мечтающий стать моделью, ответствует:
— «Удар хлыста». Я видел фильм.
— Я полагаю, — реагирует Джереми, — это лишь подтверждает мою мысль. И даже не думай произнести имя Хемингуэя.
— И в мыслях не было. Есть ли еще какие-либо веские причины, по которым ты не желаешь со мной разговаривать?
— Я просто подумал, что будет лучше, если я притворюсь, будто никого не знаю на этой омерзительной крысиной свадьбе, — с этими словами он злобно на меня глянул. — Кроме того, если память мне не изменяет, это ты — тот гнусный человечишка, что затащил меня на это мерзостное торжество.
— Твой издатель посоветовал тебе поучаствовать, — напомнил я.
И почему это все, вне зависимости от пола, осуждают меня сегодня?
У Джереми вышла книга, и его издатель Блейн Форрестал решила, что Джереми стоило бы показаться сегодня в свете. Блейн — часть этого мира. Она носит великолепные костюмы, закончила Рэдклиф и имеет дом в Сэг Харбор. Джереми в списке тех, кем она торгует. Можно предположить, что она издает Джереми в качестве акта самобичевания за ту поверхностную и популярную туфту, что она обычно выпускает, — мемуары скандальных политиков, автобиографии телезвезд, обладателей «Эмми», — в то время как рассказы Джереми чаще появляются в «Антеус» и «Айова ревю», которые затем оседают в библиотечках домов для умалишенных.
— Я чувствую себя шлюхой, — поделился Джереми.
— Теперь ты знаешь, как чувствуют себя остальные.
— Уверен, продемонстрировав всей этой медиа-элите, что я плаваю в той же сточной канаве, я смогу неимоверно повысить свою кредитоспособность.