– Нет, нет. – Алабин поставил стопку на стол. – В другой раз.
Аня посмотрела на него и вдруг сказала:
– Не уходите. Пожалуйста.
– Вот! – радостно сказал Бычков и усадил Алабина на стул. – Дорогой, уважаемый Петр Никитич! Анька, садись давай. Дорогой Петр Никитич! Вот вы к нам пришли…
– Погодите, – перебил Алабин. – Давайте выпьем на «ты».
– Это вот так? – Аня показала рукой.
– Именно! – сказал Алабин, бодрясь.
– На брудершафт! – воскликнул Бычков.
– Я не буду! – Аня вскочила со стула.
– Так тебе и не предлагают! – засмеялся Бычков. – Это уж наши мужские дела!
Отойдя к окну, Аня внимательно смотрела, как ее Бычков и Алабин, встав и нагнувшись друг к другу через стол, чокнулись, переплели руки, выпили и поцеловались.
– Твое здоровье, Алеша!
– Будь здоров, Петя!
– Полегчало, – сказал Алабин, откинувшись на стуле.
– Захорошело? – обрадовался Бычков. – Давай еще.
– Да нет, не в том дело. Хорошо как у вас. – Алабин встал и подошел к окну, стал рядом с Аней. – Хорошо живем, Алеша. Хороший у вас вид.
– Да ну. – Бычков тоже поднялся со стула и подошел к окну. – Какой же это вид! Одна радость, трамвай рядом.
– Я бы вас написал, друзья! – Он отошел на пару шагов назад и руками показал рамку. – Вот так. Кстати, где же ваш сын? Когда я с ним наконец познакомлюсь?
– В Дом пионеров пошел, на кружок. Модели делают. – Бычков показал на самолет-стрекозу, висящий над детским столом. – Сын у меня, Петя, доложу тебе… Да ты сам увидишь.
– Может выйти хорошая вещь, – продолжал Алабин, сощурившись и пристально глядя на Бычкова и его жену, словно бы воображая будущую картину. – Представляешь себе, молодая рабочая семья у окна, а там, внизу, у их ног – Москва, вся в строительных лесах, в трамваях, заводах…
– Ну прямо у ног, – сказал Бычков. – Второй этаж.
– Приподнятость! Приподнятости тебе не хватает, Алеша! – Алабин прошелся по комнате, налил себе стопку, выпил. – Понимаешь, жизнь должна быть красивая, прекрасная, и мы, художники, должны помогать массам постичь красоту!
– Кому? – спросил Бычков.
– Ну, широким трудящимся массам.
– Нескладно, – сказал Бычков. – Значит, художники по имя-отчеству, а мы – трудящиеся массы, и всё?
Аня подошла к столу, развернула конфету, откусила кусочек.
– Алеша, не умничай. Ты что, газет не читаешь?
– Читаю! – сказал Бычков и тоже себе налил и выпил. – И книги читаю, и в кружок хожу на политзанятия. Товарная масса, денежная масса, а я, значит, трудящаяся масса. Конечно, с точки зрения науки правильно, а все равно не так. Вот у нас в бригаде, сколько ни гляжу, никак эту массу не увижу. Люди есть. Да какие люди! Семенов, Харченко, Серега Левада рекорды ставит! А массы никакой нет.