– Портрета товарища Сталина в первом зале не будет, – меланхолически сказал Колдунов, глядя в сторону. – Дано указание, что чрезмерное количество портретов вождя только дискредитирует его художественный образ. Как бы тебе сказать по-умному, но чтобы ты понял? Банализирует, вот. Когда портретов слишком много, их перестают замечать. Портрет товарища Сталина из важнейшего смыслового центра превращается просто в деталь интерьера. Это неправильно. Мы могли бы сами догадаться, но вот нам дали указание, – и он вяло посмотрел на Алабина и даже слегка зевнул.
– Кто дал указание? – нахмурился Алабин.
– МГК партии.
– Кто лично? Кто этот человек?
– Имя-фамилия? А тебе какое дело? Нет, это не секрет, но я уже не помню. Позвонила какая-то товарищ из секретариата МГК и передала. Я записал.
– Извини, Коля, но это указание неправильное! Надо проверить, кто его давал, – громко сказал Алабин, а потом тихо, одними губами шепнул: – Провокация, провокация!
– Ты меня не расслышал, – сказал Колдунов. – В первом зале портретов товарища Сталина не будет. Один большой портрет будет в аванзале, перед первым залом. Перед, понял? Сразу, как с лестницы поднимаешься. И еще два – в третьем зале, он тематический, по армии. Там будет товарищ Сталин с генералами и маршалами и товарищ Сталин руководит обороной Царицына. А в первом – нет.
– Что ж ты мне голову морочил?
– Я тебя проверял, – слегка улыбнулся тот. – Я тебя испытывал.
– Что?! – заорал Алабин. – А кто ты такой, меня испытывать? Какое право имеешь? Тоже мне, критик-испытатель! Чекист-энкавэдист-самозванец! А если нет, представься как следует! Воинское звание! Ордер!
– Прости, – сказал Колдунов. – Я совсем сошел с ума. Мне иногда кажется, что мы все совсем сошли с ума.
Обнял его. Кажется, даже собрался поцеловать.
– Я пока еще нет, – отстранился Алабин.
– Ну, тогда держись, береги нервы. Пойду. Мне еще пять человек объехать…
Но тут дверь открылась и вошла Аня с подносом.
– Можно? Кофе, пожалуйста.
– Благодарю, милейшая Анна Михайловна, – поклонился Колдунов.
Он шагнул к ней, чтоб взять поднос у нее из рук, но вдруг украдкой покосился на картину, потом снова на Аню и опять на картину. Аня вздрогнула и уронила поднос. Кофейник упал на бок, кофе стал литься на паркет, Колдунов присел на корточки, поставил кофейник прямо. Но обе чашки разбились.
– К счастью! – сказал он. – Анна Михайловна, к счастью!
– Да, да, – кивнул Алабин. – К счастью.
– Ой, вы коленкой в кофе вступили! – сказала Аня.
– Это тоже к счастью, уверяю вас! Бог с ним, Анна Михайловна.
– Я сейчас. – И она убежала.