Автопортрет неизвестного (Драгунский) - страница 91

– О! – закричал он, простирая руки. – Шер Алексис! Тре манифик! Как рады мы де ву вуар иси! Как шер маман? Мишель! – крикнул он в комнату. – Ан пё де вэн? Руж у блан? Воскресенье же, ребятишки! Пойдемте на кухню. Воскресенье, день веселья, песни слышатся кругом!

– Коля! – раздалось из глубины квартиры. – Колька, отстань от людей! Отстань, а то сейчас получишь! Сейчас врежу, я серьезно говорю!

Это кричал Мишкин дедушка, академик Татарников, Герой социалистического труда и член ЦК КПСС.

– Миль пардон, – сказал Мишкин папа. – Айм соу сорри! Тс-с! Некст тайм, некст тайм, ребятишки, – подмигнул он. – Тс-с!

И на цыпочках, прижимая палец к губам, прошел через прихожую и скрылся в какой-то другой двери; квартира была огромная, двукрылая.

– До свидания, друг мой, – сказал Мишка в спину Алексею.

Алеша обернулся.

– И напоследок, – омерзительно выспренним голосом сказал Мишка. – Запомни, что двери моего дома всегда широко открыты для Алексея Перегудова. Двери моего сердца – еще шире.

И он изобразил воздушный поцелуй.

22.

Вернувшись домой, Алеша понял, что он ничего не понял. Что на самом деле хотел от него Мишка и что ответил он? Все как-то в тумане. Туманные разговоры о своей компании, о связях, которыми неохота делиться, – как будто кто-то просит. Что произошло? А ничего. Мишка сказал какую-то глупость. Зато сам он узнал, воочию увидел, что Мишкин папаша совсем спивается. Стал свидетелем позорной сцены. Тоже мне, Элита Ивановна! И эти люди что-то вякают про «компанию особенных».

Ах, как было бы хорошо, если бы Мишка прямо сказал: «Или она, или я, то есть мы, наша компания». Тут, конечно, Алеша послал бы его на хутор бабочек ловить. Хорошо, когда тебе грубо ставят ультиматум – можно так же грубо ответить: «Конечно, она, а не ты, хрен с горы, и не вы все, академические выродки».

Но ультиматума не было. Что же теперь делать?

Все равно приходить в гости с девушкой, когда тебе ясно сказали: «с этой девушкой в гости не приходи»? Глупо. Опять нарываться на мелкие уколы и унижения. Или расплеваться с ними всерьез? Еще глупее. Потому что мама все-таки права: хорошие или плохие, а – свои.

Или встречаться с нею отдельно? Театр, выставка, кафе, какая-нибудь ее компания – есть же у нее подруги, есть же у этих подруг ребята! Но не водить ее на вечеринки к своим, к Мише Татарникову и Наташе Ильясовой, но самому к ним ходить, так сказать, тайком от нее. Или, еще смешнее, раз в полгода приглашать Мишку к себе? Чай втроем? Но это казалось несусветным лицемерием. Но даже не в этом дело. Вот он сейчас подумал, сказал в уме –