– Отлично! Я так хочу, мама, чтобы у тебя все сложилось!
– Я знаю. И ценю это.
– А как насчет субботнего вечера? Ты рада тому, что приедет Джон?
Энни смотрит на меня с надеждой.
– Очень, – говорю я, стараясь, чтобы это прозвучало убедительно.
За ужином на террасе Энни, уплетая креветки, рассказывает мне об университете, о своих новых друзьях и о маленькой Олив. После этого я долго не могу уснуть. За открытым окном убаюкивающе плещет волна. С Энни мои мысли перекидываются на Кристен. Думаю о завтрашней церемонии, на которую приедут Брайан и Кейт с Максом. Потом Молли привезет детей, а еще я встречусь с Джоном Слоуном. Почему же у меня такое чувство, будто мне чего-то – или кого-то – не хватает?
В 2:23 я беру ноутбук и открываю почту, чтобы получить утешение от «чуда» – таинственной силы, которая была моей путеводной звездой на протяжении последних восьми месяцев. Кто бы это ни оказался: Энни, Кейт или какой-то другой человек, – я пишу ему как другу. Я не религиозна, но вера у меня есть. В потайном уголке моего сердца живет надежда на то, что загадочные письма посылала мне мама или бабушка Луиза. В любом случае такими ночами, когда я не нахожу себе места, эта переписка помогает мне.
Дорогое чудо!
Завтра я рассею прах дочери в Чесапикском заливе. Рядом будут люди, которые любили ее и любят меня. Люди, которые всегда меня поддерживали, особенно в последний год. Кстати, случилась очень странная вещь: я поняла, как сильно хочу, чтобы мой отец тоже приехал. Да, да! Старый болван, который вечно злится, капризничает, никогда не знает, что нужно говорить, и рядом с которым я сама, как девочка, не могу связать двух слов. Я хочу, чтобы он тоже был рядом.
Мы с ним сильно отклонились от верного курса, и сейчас я бы охотно взяла обратно все жестокие слова, которые ему наговорила. Я наконец-то поняла: иногда, чтобы увидеть гладкую сторону камня, надо его перевернуть. Мне кажется, после стольких лет я наконец-то увидела отца с гладкой стороны. И себя тоже. Видишь ли, моя мать была душевнобольной. Папа потратил все деньги на попытки ее вылечить. Даже бросил работу и перевез нас всех на остров, который мама раньше любила, поближе к ее бабушке. Надеялся, что это поможет. Он делал все возможное для своих дочерей. Как и я для своих.
Слезы начинают щекотать мне горло.
Я бы очень хотела сказать ему, пока не поздно, что люблю его и ценю. Если бы только жизнь позволила мне все обнулить!
Нажимаю «отправить». Вскоре сигнал телефона выдергивает меня из полусна. Включив прикроватную лампу, читаю два простых предложения: «Обнуление бывает 365 раз в году. Называется полночь». По мне бегут мурашки. Именно эти слова отец сказал мне февральским утром, когда услышал наш разговор с Кейт по громкой связи. Так значит, «чудо» – это он и есть?