Наступила зима 1915—1916, и представился второй случай: жениться на Наде, а Олю покинуть. Хрен редьки не слаще. Но хрен был инициатива влиятельного человека, воспитателя и родного дяди Нади. А отец Оли был против ее брака со мной. Надо было редьку откинуть, взять хрен. Что бы там ни было в будущем, а пока можно было быть временно именинником! Ну а тут скоро и медовый месяц, и, почем знать, может быть, Надя осталась бы очень довольна моими пододеяльными способностями! Ведь в 1923—1925 годах У.С. была вполне удовлетворена моим «телом». А между тем, после перенесенной в Бердянске в 1916 году лихорадки у меня было не воображаемое, а действительное уже слабосилие половое. От этой лихорадки я выздоровел уже только летом 1917 г. в Архангельске (под влиянием климата, без лечения, без лекарств). Однако выздоровление от лихорадки не улучшило положения в половых сферах. Все же это было только слабосилие, но не бессилие. Возможность полового сношения у меня была. Но самое страшное для меня в жизни было, начиная с 1917 1918 годов, — это активность женщин, направленная в мою сторону.
Я могу эту активность оправдать только привлекательностью моей тогдашней наружности и внутренним джентльменством. Это нравится женщинам. Но думаю, что и мой гипноз влиял на женщин. Я не мог равнодушно смотреть на женщину. Слово «женщина» было в мозгу моем написано огненными буквами — от ранней юности моей. Я на женщину смотрел жадными глазами, неутолимая похоть сладострастия свиными буравчиками сверлилась в моих глазах. Это гипнотизировало женщин. Но при этом большую помощь моему гипнозу оказывала наружность (не осанка, а лицо). Голубые красиво очерченные глаза, обрамленные длинными густыми ресницами под тонкими красиво расположенными густыми бровями — глаза мои были очень красивые. Остальные черты лица были не то что красивые, а не стояли в противоречии с глазами. Ни одной некрасивой черты (уродливой) в лице моем не было. И это усиливало гипноз.
Третий случай: в 1920—1922 годах мне трижды давали возможность сделать карьеру по профсоюзной линии. Но я даже не хочу вспоминать и фиксировать на бумаге те благоглупости и злоглупости, которые я тогда делал, как будто нарочно задался целью испортить свои отношения и с профсоюзом, и с администрацией. Только сумасшедший может так поступать. Но ведь я и был сумасшедшим тогда. Да и сейчас я тоже. Нет, сейчас я не сумасшедший, я — реконвалесцент из дома умалишенных! Вот кто я теперь! Выздоровел, и выпустили. Но все теперь смотрят на меня как на сумасшедшего. А тогда, когда я на самом деле был сумасшедший, тогда люди моего сумасшествия не замечали.