Митя раскрыл было рот, готовя колкость, но Платон ткнул его кулаком под рёбра: студент сразу стух. Платон сказал:
– Странно, я думал, вы пойдёте по стопам папеньки…
– Ага, и торчать на инженерных работах месяцами. Мы фактически не видим отца: то он латает старую крепость в Свеаборге, то что-то строит на острове Эзель. Это меня не привлекает.
– А что же вас привлекает, господин будущий юнкер? – не выдержал всё же Митя. – Муштровать несчастных вчерашних крестьян? «Левой-правой»?
– Что вы, господин студент, – холодно улыбнулся братец, – наши крестьяне настолько несчастны и безграмотны, что не различают, где лево, где право. Им привязываются по такому случаю пучки сена и соломы к ногам. Методика старая, но верная.
– Не смейте так о нашем народе!
– Несомненно. Забитый, ленивый и бестолковый. И ваши социалистические идеи, господин студент, ему до лампочки.
– А пойдёмте на речку! – вмешалась одна из барышень, стремясь погасить пожар в зародыше. – Говорят, там можно взять лодочку напрокат? Всего двугривенный за час.
– Пятиалтынный, – вмешался я, – по случаю буднего дня.
– О! А что это за милый мальчик? – вопросила барышня. Обе подружки подскочили ко мне и стали проявлять преувеличенный интерес (видимо, пытаясь отвлечь компанию от острых разговоров): тискать, щипать за рубаху и трепать за щёки.
Стыдно признаться: мне было приятно это внимание. От девиц вкусно пахло, и вообще они были какие-то нездешние. Воздушные в своих белых перчатках и летних шляпках, словно сказочные эльфы с кружевными зонтиками вместо полупрозрачных крылышек.
– Где изволите учиться, молодой человек?
От их близости, восхитительного шуршания одежд и аромата я едва не падал в обморок, но нашёл силы ответить:
– Буду поступать в кадетский корпус на будущий год, – ответил я, – нынче мне рано, мал ещё.
– Не может быть! – воскликнула одна барышня. – Я бы дала вам не менее десяти лет!
– Несомненно! – подхватила вторая. – Вы выглядите старше. Сразу видно: умны гораздо более, чем положено по возрасту. Вот скажите: сколько будет трижды три?
– Это для малышни, – ответил я гордо, – а я могу и теорему Пифагора доказать очень даже просто.
Барышни закатили глаза и застонали, будто встретили самого Фёдора Шаляпина.
– Вундеркинд! – кричала одна.
– Восхитительно! – вторила другая.
Так они и пошли к пристани, продолжая восторгаться. Меня они, впрочем, с собой не взяли.
А я улыбался до самого вечера, как дурак. Хотя прекрасно понимал, что они врали.