– Так вы, должно быть, знаете, о чём нынче говорят меж собой наши правители? В газетах писали, что сегодня – прощальный завтрак, который имеет место быть на императорской яхте.
Коля не нашёлся что сказать. Зато вмешался стоящий рядом желчный господин:
– Ясно, про что говорят. Мир делят, хищники. Вильгельм нашему в уши дует: не лезь, мол, в Европу, Россия – страна азиатская, вот и возись там в Маньчжурии, а в наш калашный ряд со свиным русским рылом не суйся. А мы, тевтоны, нация цивилизованная, потому в Европе править будем. Сколько народных денежек уже в эти броненосцы вбухано, тьфу! И ладно бы родные берега защищали – нет, гонят за десятки тысяч вёрст, на край земли, в китайские моря да в японские. Про Порт-Артур слыхали? Крепость там строят и порт. Так разворуют же всё, ясное дело! Против кого крепость-то? Против макак косоглазых?
Коле очень хотелось заткнуть уши, но это было бы невежливо. Поэтому он потихоньку отошёл в сторону, поскрипывая тростью. Оглянулся и увидел: девушка глядит на него сочувственно, с жалостью. Калека, мол. И очкарик.
Сделал вид, что ему не до сантиментов; приложил ладонь ко лбу, вглядываясь в колонны могучих боевых кораблей. Шептал про себя:
– Броненосец «Победа», за ним «Император Александр Второй». А там что за крейсер? «Минин»?
Внезапно на кораблях вспухли ватные шарики белых дымков, донёсся грохот салютных пушек: белая красавица «Гогенцоллерн» грациозно скользила на запад, за ней в кильватер вытягивались остальные германцы. На мачте заполоскались сигнальные флаги.
Коля схватил цейсовский бинокль – подарок брата, поднёс к глазам. Разобрал:
«Адмирал Атлантического океана приветствует адмирала Тихого океана».
Подивился: какой же Вильгельм адмирал? Целый кайзер. И кому адресовано обращение «адмирал Тихого океана»?
Налетел ветер, внезапно холодный в тёплый июльский день. Коля натянул поглубже гимназическую фуражку и пошёл к извозчикам, терпеливо дожидающимся пассажиров: до города прилично, пешком идти охотников не было.
Бронзовая Русалка грустно смотрела на русские броненосцы.
Словно прощалась.
* * *
Январь 1904 г., Санкт-Петербург
Снег под светом электрических фонарей сиял алмазными грудами. Роскошные экипажи, запряжённые рысаками, подлетали один за другим к театральному подъезду, высаживая публику.
Город жил рождественскими праздниками; шумели балы, давались премьеры, шелестели страусиные перья и сверкали бриллианты красавиц высшего света; в цветастых, как юбка цыганки, шатрах устраивались представления для публики попроще.
Каникулы. Купец соблазнил меня на поход в синематографический электротеатр на поздний сеанс, что было чревато: гимназические правила строго-настрого запрещали посещение увеселительных мероприятий после семи часов вечера. Я, если честно, робел, но набрался храбрости и согласился.