– За отважного парня Хильмара Лозовски!
– Кажется, фрейлейн Хайнрот сделала неплохой выбор! – поддакнул шефу Грюнбах. Только человек с заячьей губой смотрел на «польского фольксдойче» исподлобья.
– Не слишком ли торопишься, Ульрих? – хмуро заметил он. – Дай парню освоиться, подучиться…
– Вспомни, как учили меня, Георг… Бросили, как щенка, в воду – выплывай сам… Уверяю тебя – это лучший метод… И потом, ждать нельзя. Уровень воды в штольне быстро понижается.
Тот, кого назвали Георгом, немигающе уставился на Грюнбаха.
– Что скажешь ты? Тебе с ним идти…
Грюнбах, как показалось Оресту, пожал плечами довольно беспечно:
– Это не самое трудное, что мне приходилось делать… Хильмар неплохо держится под водой… К тому же у него довольно простая задача – страховка. Думаю, надо спешить.
Человек с заячьей губой нехотя развернул план-чертеж.
– В инструментальный цех попадаете через затопленный перегонный тоннель. Проходите цех, выходите под штольню. Дальше – снова перегонный тоннель. Плывите вдоль рельсов узкоколейки. Это ориентир. Через двести метров – кессонный тамбур с водонепроницаемой дверью. Если удастся открыть – откройте. Нет – закладывайте взрывчатку… Пусть откачивают Балтийское море.
Высосав по банке сгущенного молока и закусив тонизирующим шоколадом «Кола», Грюнбах и Лозовски натянули гидрокомбинезоны. Фон Герн внимательно осмотрел дыхательные аппараты, помог прикрепить к грузовому поясу Грюнбаха мину в черной алюминиевой оболочке. Он шагал впереди с фонарем и перевешенным на грудь автоматом. За ним ступали гуськом оба диверсанта. Орест нес две пары ласт. Маленькую колонну замыкал по-прежнему всем недовольный человек с заячьей губой.
Под ногами захлюпала вода. Остановились. Надели ласты. Еремеев огляделся, насколько позволял тускловатый свет аккумуляторного фонаря. Они находились в залитой водой по щиколотку бетонной коробке. Сделав шаг, Орест оступился и почувствовал под ластами ступеньки, круто уходящие вниз. В эту минуту он забыл обо всем – кто он и откуда. Все прошлые невзгоды, опасности и страхи показались сущими пустяками.
«А может, отказаться? Запротестовать, сделать вид, что струсил? – не спешил опускать на лицо маску Еремеев. И тут же про себя усмехнулся: – Зачем делать вид, когда и так все очень натурально получается… Ведь струсил же!»
Вдруг вспомнился отец в тот последний раз, когда они сидели с ним в командирской рубке дота «Истра»: спокойный, перетянутый ремнями, чуть грустный… Как бы он сейчас на него посмотрел, когда сын стушевался перед главным своим боем – под землей и под водой.