– Хрен вам в глаз. В Мологе.
– Это где-то под Мадридом?
– Под Рыбинском. Был самый старинный русский городок на Волге. Затопили его перед войной под водохранилище, да не полностью, а по второй этаж. Что твоя Венеция. И церковь наполовину из воды с колокольней торчит. Ну, на колокольне красный фонарь повесили, чтоб прихожане, значит, не напоролись. А вот в церковь ту выселенные мологжане на лодках приплывали. И молились с лодок. И детей на лодках крестили. И батюшка на лодке прямо в Волгу окунал. Вот и меня также. Мне года три было – все помню. Даже снится иногда – лодка вплывает под церковные своды и лики святых близко-близко… Туда и сейчас еще народ ездит. Вот тебе и град Китеж. А ты – красно-коричневый…
– Ладно, беру свои слова обратно… Все мы совки изрядные.
– Это почему же все?
– Да сидим мы в России, как пассажиры в автобусе, а кто там за руль сел – никому дела нет. И куда ни повезут – трясутся, качаются и молчат.
– Опять вы в политику ударились! – вмешалась Карина.
– Чтобы с ним дойти до точки, – резюмировал Тимофеев, – надо вылакать полбочки!
– Ну так как насчет Абу-Даби? – напомнила Еремееву Карина.
– Жарко там очень. Я тут остаюсь. Продам квартиру в Москве и отстрою нормальный дом в Абу-Хотькове.
– Ну, тогда я в Ростов подамся. Там и Арабские Эмираты поближе.
– Желаю тебе найти порядочного эмира. Чтоб не изменял с чужим гаремом.
– Не волнуйся – я найду.
– Нет никаких сомнений! Но пока ты останешься здесь. Я съезжу в Москву. Проведаю Дельфа. Куплю тебе билет до Ростова. Оформлю продажу квартиры. Вечером вернусь. Переночуем в нормальных условиях. И завтра двинешься.
– Нет-нет, – запротестовала строптивая Дева. – Я тоже поеду в Москву!
– Ну, какой резон тебе ехать? Лишний риск. Попадешься на глаза кому-нибудь из своих пауков-птицеедов.
– Не попадусь – Москва большая. Я тоже хочу собачку навестить. Я ей «Педигри» куплю.
Получасовые препирательства ни к чему не привели. Карина твердо стояла на своем:
– Еду! В конце концов мне нужно деньги по кредитке получить. И билет я возьму не на завтра, а на ночной поезд.
– Но…
– Иди ты в баню! В свою, конечно.
Тимофеев проводил их до станции. Перед тем как войти в вагон электрички, Еремеев не утерпел и ввернул на прощание:
– А все-таки то, что мы сейчас имеем, началось с твоего Великого Октября. В семнадцатом Россия получила удар под сердце. Семьдесят три года Совдепии – это в масштабе исторического времени семьдесят три секунды агонии. Я как врач тебе скажу – человек в агональных конвульсиях может гору свернуть, могут быть периоды улучшения, но конец неизбежен. И он наступил.