Студенты прикоснулись сложенными ладонями ко лбам, подавив стоны, и отошли в сторонку, чтобы ученики третьей ступени могли прибраться. Анден отвернулся, снял с запястья тренировочный браслет и убрал его в футляр. Потом покачнулся и оперся на стену, прищурившись от боли. Более высокая чувствительность к нефриту означала и более сильную ломку, даже после недолгого использования. Иногда Андену требовалось в два раза больше времени на восстановление, чем остальным студентам, но теперь он уже натренировался. Он глубоко дышал и заставил себя расслабиться, несмотря на сбивающее с толку ощущение, что мир выбили из-под ног, а все предметы расплываются по краям, и наконец вернулся к нормальному состоянию. Меньше чем за минуту он взял себя в руки, выпрямился и закинул на плечо рюкзак.
– Я слышал, как Сэйн хмыкнул, – сказал Тон, погружая руку в таз с холодной водой, заботливо принесенный для старших учеников младшими. – Отлично вышло, Эмери, – он произнес имя по-кеконски: Эмри.
– Мои кирпичи были тоньше, – вежливо отозвался Анден. – Как рука?
Тон поморщился, обернув руку полотенцем и прижав к животу. Он был сухопарым и пониже Андена, но с великолепной Силой. Нефрит имеет свои странности – иногда худенькая женщина может согнуть металлический прут, а здоровяк, владеющий Легкостью, взбежит по стене или перепрыгнет с крыши на крышу, еще одно свидетельство тому, что нефрит открывает не просто физические способности.
– Вот бы медицинская Концентрация лучше действовала на раны, – угрюмо произнес Тон. – И надо же этому случиться накануне Лодочного дня. – Он помолчал, глядя на Андена. – Эй, кеке, на следующей неделе кое-кто собирается прошвырнуться по барам в Доках, перед тем как начнут топить корабли. Хочешь присоединиться, если у тебя нет других планов?
Анден совершенно определенно чувствовал, что его пригласили в последний момент, как часто случалось, но естественно, у него не было других планов, и он подумал, что, вероятно, к ним присоединится и Лотт Цзин, а потому ответил:
– Конечно, с удовольствием.
– Отлично, – сказал Тон, – тогда до встречи.
Лелея свои ожоги, он направился через поле к лазарету. Анден пошел в противоположном направлении, к общежитию, размышляя по пути. После семи с лишним лет в Академии он привык к довольно одинокому существованию – одноклассники его уважали, но никогда полностью не включали в свою компанию, хотя никогда и не исключали. Все вели себя с ним приветливо (а как же иначе), и он мог назвать Тона и еще нескольких друзьями, но Анден знал, что многие чувствуют неловкость рядом с ним, и потому не ожидал тесной дружбы.