Что у тебя там?
Электромаг «Калашников». Одолжил один из парней, дальше по коридору.
Интересно, у кого он его спер.
А кто сказал, что он его спер?
Я. Это же пираты.
Вдруг мою ладонь заполняет округлая пышная форма рукоятки «Калашникова», Он поблескивает в тусклом свете коридора, так и просит, чтобы спустили курок.
Семьсот долларов ООН минимум. Никакой наркопират не будет тратить такие деньги на бесшумку.
Я с трудом делаю еще пару шагов вперед, когда в меня просачивается отвратительное ощущение, что я не смог сопоставить факты и сделать выводы. Я словно всасываю вязкую жижу в коридоре ногами и заполненными ботинками и знаю, что, когда заполнюсь, резко остановлюсь и не смогу сделать ни шага.
А потом распухну и взорвусь, как сжатый курдюк с кровью.
Снова сюда придешь – и я тебя сожму так, что ты треснешь на хрен.
Я чувствую, как мои глаза округляются от изумления. Я снова вглядываюсь в снайперский прицел – и в этот раз там не женщина с железом, не каюта на борту «Колосажателя».
Там кухня.
И моя мать.
Она стоит одной ногой в тазу с мыльной водой и наклоняется, чтобы промокнуть икру пузырем дешевой, выращенной на ферме гигиенической губки. На ней юбка сборщика водорослей с разрезом на боку, закрывающая ноги на треть, и она голая по пояс, и молодая – моложе, чем я обычно ее вспоминаю. Ее груди свисают, длинные и гладкие, как фрукты, и мой рот ноет от остаточных воспоминаний об их вкусе. Тогда она искоса смотрит на меня и улыбается.
И тут другую дверь – которая, как мимолетно подсказывает память, ведет на верфь, – выбивает он. Выбивает и бьет мать, как какая-то стихийная сила.
Сука, хитрожопая сука.
От шока мои глаза снова отвлекаются, и вот я стою уже на пороге. Помеха снайперского прицела исчезла – все здесь и сейчас, реально. Я начинаю двигаться только после третьего удара. Удар тыльной стороной ладони наотмашь – все мы время от времени получали от него этот удар, но на сей раз он не сдерживается, – она летит через кухню на стол и падает, она встает, а он бьет снова, и из ее носа в прямом луче света через жалюзи течет кровь, яркая, она пытается подняться, на этот раз с пола, и он опускает тяжелый ботинок ей на живот, она содрогается и перекатывается на бок, таз переворачивается, и мыльная вода плещет ко мне, через порог, на мои босые ноги, а потом как будто мой призрак остается у дверей, а все остальное вбегает в комнату и пытается встать между ними.
Я маленький, наверное, не старше пяти, а он пьян, так что удары неточные. Но их достаточно, чтобы отбросить меня обратно к двери. Тогда он идет ко мне, нависает, неуклюже уперевшись руками в колени, тяжело дыша через приоткрытый рот.