— Слушаю тебя, Кейт, что случилось?
— Ваше Величество, по приказу епископа Гардинера арестованы четверо прекрасных людей.
По тому, как сузились глаза короля и как в них сверкнул недобрый огонек, Катарина поняла, что, во-первых, он обо всем знает, во-вторых, что она вторглась на опасную территорию. Но остановиться уже не могла
— Откуда вам известно, что они прекрасные?
На мгновение Катарина опомнилась, и спустило ее на землю обращение «вам», обычно наедине Генрих называл жену Кейт и говорил «ты», считая, что может себе это позволить. Она не возражала.
— Но среди арестованных Джон Марбек.
Джон Марбек был любимым придворным певцом королевской четы, его часто звали попеть просто по вечерам, особенно хорошо Джону удавалось исполнение произведений самого Генриха, что проливало бальзам на его честолюбие.
— Вы знаете, за что арестован Марбек?
— Не знаю, но что дурного мог сделать певец, который каждый вечер услаждает ваш слух?
— А в остальное время он чем занимается?
— Полагаю, разучивает песни, чтобы усладить ваш слух, Ваше Величество.
— Он читает книги, Кейт.
— Разве нельзя читать книги?
— Запрещенные книги, Кейт.
— Но кто составлял список этих книг, Гардинер?
— Да, в том числе и он.
— Если запретить людям думать, они превратятся в животных.
Король издал буквально рык:
— Пусть думает сколько угодно, но не о том, что запрещено!
— Но почему запрещено? Если бы Господу не нравились людские размышления, он просто лишил бы человека способности думать и философствовать…
Несколько мгновений Генрих смотрел на супругу, словно впервые ее увидел. Такой рассудительности от жены он никак не ожидал. А ведь верно подмечено, надо будет использовать эти слова в каком-нибудь разговоре с парламентскими умниками.
Но спорить с женщиной для короля унизительно, он только поморщился:
— Кейт, ты помнишь Билль о шести статьях?
Конечно, она помнила, особенно те статьи, в которых говорилось, что религия вовсе не личное дело каждого, а представляет национальный интерес, а потому любые нарушения в этой области являются преступлением и подлежат жесточайшему наказанию.
Отказавшись от Римской католической церкви, Генрих вовсе не стал протестантом, его не захватили идеи Лютера, а упразднил монастыри король только ради собственной выгоды и из нелюбви к монахам. В остальном Генрих остался на позициях католика, хотя вообще-то писал свой собственный трактат, который должен был заменить Библию англичанам.
Но тогда Катарине было не до королевского трактата, билля и даже Библии, она понимала, что для узников дорог каждый даже не день, а час. Пока она уговаривает короля, где-то уже раскладывают костер, пламя которого охватит ноги Джона Марбека, и его чудный голос, вместо того чтобы петь прекрасные песни, будет выкрикивать проклятия палачам.