Конечно, он не имел права пытать фрейлин, но он и не собирался, женщины слабы и не выдержат самого вида разных приспособлений, а если им еще и показать, как это делается… Женщин благородного сословия никогда не пытали, Гардинер считал, что просто ни к чему, они от вида крови теряют сознание, а ломать прекрасные пальчики жаль, но попугать можно.
Да и эта Анна Эскью не выдержит. Она только в окружении своих фанатов такая смелая, а когда поймет, что все эти металлические приспособления приготовлены для того, чтобы впиться в ее собственное тело, сразу заговорит, вернее, завопит иначе, потому что на миру и смерть красна. Легко погибать на костре на глазах у сотен собравшихся, мечтая, что попадешь прямиком в рай, но совсем другое дело мучиться в пыточной…
И все-таки Гардинер обезопасил себя еще в одном. Мало того, что Анне уже вынесли смертный приговор (епископ был недоволен тем, что присудили публичное сожжение, ни к чему ее сжигать прилюдно, пусть бы тихо казнили в Тауэре), епископ решил не присутствовать во время пыток, прислав вместо себя услужливого Райотсли.
Комендант Тауэра Энтони Невет никак не мог взять в толк:
— Пытать женщину благородного происхождения?!
Таких женщин вообще не пытали, а уж после вынесения приговора тем более.
— Нет, я не могу этого разрешить!
Райотсли изумленно уставился на коменданта:
— Да кто спрашивает вашего разрешения. Приведите еретичку, мы без вас справимся.
— Нет, что скажет Его Величество?!
— Король уже сказал.
Невет все равно не мог поверить:
— Неужели король разрешил пытать женщину, уже приговоренную к казни?
Загремел, поворачиваясь, огромный ключ в двери, потом дверь распахнулась:
— Анна Эскью, выходите.
— На казнь?
В тюрьме темно, сквозь крошечное окошко едва пробивался сумеречный свет. Она ненадолго забылась и теперь не могла понять — утро или вечер.
— На казнь? — как-то недобро усмехнулся тюремщик. — Не-ет… еще кое-что пока…
Выпуская ее в узкий коридор, снова усмехнулся:
— Лучше б сразу на казнь.
Что они еще хотят, снова судить? Но это глупо, она больше не скажет ничего. Анна чувствовала, что устала, а ведь нужно сохранять силы для последнего шага, она должна выглядеть не как замученная жертва, а как уверенная в своей правоте проповедница. Эскью постаралась держать голову ровно и здесь, но не привыкшие к полутьме глаза видели плохо, приходилось держаться за стены и наклоняться, чтобы нащупать ступени или не угодить ногой в выбоины пола и не подвернуть ступню. Не хватает только хромать на радость этим извергам!
Анна не подозревала, что у нее все впереди, когда подвернутая нога будет казаться мелочью, недостойной внимания.