Наконец, шаркая войлочными чунями, вперед выступила Зинаида Ивановна:
— Дайте хоть в щелку глянуть-то.
Волопас возмутился: как можно, а если вломится, утянет… Но Зинаида Ивановна молча указала на цепь, которой были стянуты створки. Ее повесили поверх засова после исчезновения Валерыча, чтобы следующий искатель выхода изрядно попотел, а заодно и подумал.
— Может, не надо? — подала голос Катя.
Зинаида Ивановна обернулась, смерила ее взглядом:
— А ты молчи лучше.
Голова у Кати вдруг потяжелела, заныла. Как в самом начале простуды, когда еще легко дышится, но уже нехорошо блестят глаза и всё чуть ярче, чуть громче, чем надо. Дроновы ухватились за левую створку, цепь натянулась, и Зинаида Ивановна осторожно заглянула в образовавшуюся щель:
— Мать честная…
Костлявая рука схватила ее за халат.
— Закрывайте! — всполошился Волопас, и Дроновы налегли на створку. Но Зинаида Ивановна молча отпихнула обоих и загремела цепью.
И в расширившемся зазоре все увидели Наталью — зычноголосую мать семейства Аксеновых, которое пропало в день исчезновения выезда. Теперь этот день казался бесконечно далеким, и такой же казалась сама Наталья.
Перед воротами стояла необыкновенно худая женщина, иссушенная солнцем до черноты. Футболка болталась на ней, как на вешалке. Голубые, яркие когда-то глаза как будто полиняли, выцвели. Но самое главное — она вернулась абсолютно седой. Белые волосы и темное лицо — она казалась негативом самой себя. И это было красиво той мертвящей красотой, к которой не должен иметь отношения человек из живой уязвимой плоти. Дачники смотрели на Наталью в оцепенении. А она улыбнулась им — мягко, как будто жалея этих растерянных людей.
В глазах потемнело, боль разлилась под лобной костью, тело набухло гриппозной ломотой. Катя двинулась вперед, еле слышно повторяя:
— Закройте ворота… закройте ворота…
Вокруг шумело и мельтешило, жар накатывал волнами. Потом вдруг прояснилась на несколько мгновений картинка — старичок Волопас летит на Наталью, и в последний момент перед столкновением она поднимает руку и касается его лба. Красный пятипалый отпечаток остается на коже, Волопас останавливается как вкопанный, а его маленькое личико разглаживается, будто молодеет. И все снова тонет в горячем мареве.
— Закройте ворота…
Кто-то подхватил Катю, не дал упасть. Она не увидела, а, скорее, почувствовала, что это Никита, и уцепилась за его футболку, зашептала торопливо: ее нельзя сюда пускать, надо выгнать, закрыть, помоги… Но Павлов смотрел на нее с ласковой улыбкой. На предплечье у него багровел отчетливый след узкой ладони.