Пришла из леса Татьяна, Ромочкина мама. Ни следа не осталось от ее прежней угрюмой нервозности. Сам Ромочка так и не нашелся, но это Татьяну, похоже, не волновало. Засучив рукава полосатой «выходной» кофты, она принялась косить траву, подметать дорожки, сгребать гнилые яблоки.
Валерыч явился со стороны поля, голый, как Витек с женой, и мокрый, как Наргиз с воспитанниками. Зашел на свой участок, кивнул через забор занятым уборкой соседям и выкатил из сарая газонокосилку.
Перевалились через поселковую ограду трое гастарбайтеров, обменялись смущенными улыбками чужаков, которые знают, что не очень-то им тут рады, а деваться некуда, и запылили метлами по улицам.
Вернулась с полной корзиной крепчайших боровиков баба Надя.
Муж и сын Аксеновы, придя с поля, поклонились Наталье в пояс — забавно так, по-старинному — и отправились к себе.
Вернулось больше половины пропавших. А остальных, видно, скормила своим ненасытным подменышам Светка.
Дверная ручка зашипела под ладонью, запахло горелой краской. Катя ввалилась в комнату и рухнула на кровать. Поворочалась, скидывая на пол одеяло, подушку, перину — осталась на голой сетке и закрыла глаза. Когда высокая температура — надо лежать… Деловитый шмель влетел в окно, комната наполнилась жужжанием, и Катя очнулась. Сгинь, подумала она, пропади. Представила, как сгусток жара обволакивает пушистое тельце, а крылья превращаются в два судорожно подергивающихся оплавка.
Это был не шмель. Это жужжал на стуле мобильный телефон. Дисплей светился слепо: ни имени, ни номера. Только два кружка — «принять», «отклонить». Катя нажала на красный. Телефон продолжал жужжать. Катя еще несколько раз с силой надавила: отклонить, отклонить. Телефон жужжал. Держа его на вытянутой руке как можно дальше от себя, она коснулась зеленого кружка.
— Первый перст мой… — отчетливо прошелестело из динамика.
Катя швырнула телефон на пол и долго, сосредоточенно топтала. И тут зашумело на веранде. В этом шуме было что-то знакомое, только Кате не хотелось думать, что именно. Сначала она и выходить не хотела, но звук не утихал, отдавался жгучей болью в голове. Катя подняла с пола подушку, прижала к груди и все-таки пошла.
Входная дверь была распахнута, и на крыльце стоял… радиоприемник. Тот самый бабушкин приемник, который Катя выбросила с перепугу в окно в первую ночь после исчезновения выезда. Крутилась ручка, металась по шкале красная полоса, и приемник шипел, перемежая фоновый шум чем-то похожим на птичьи вскрики и шепот. Вдруг ручка замерла. Приемник исторг механический взвизг и проскрипел: