А в пропитанной спиртным духом темноте у Никиты уже рождалась новая версия: может, Катя только держала этого зверя у себя, приютила, пожалела. А он свою благодетельницу сожрал, вырвавшись на свободу.
— Может, она и ягоды для него собирала, — подал голос Пашка. — Пыталась вегетарианцем сделать…
— Зачем она вообще в лес ходила? — снова затосковал Никита.
— Знала что-то, — убежденно закивала Юки.
Только об одном Никита даже сейчас ни словом не обмолвился: Катя приходила к нему три дня назад с какой-то ахинеей — я, мол, знаю, что происходит, нужен свидетель… Какой-то иномирной жутью повеяло на него, когда она стояла на пороге. А может, это был просто сырой сквозняк…
— Ведьма, — сказал Пашка.
Юки вздрогнула: она думала о том же.
— Сам ты… — Никита, пошатываясь, встал. — Я сейчас.
— Она нас всех и заколдовала, — доказывал Пашка его удаляющейся спине.
Одно из главных правил для пьяного человека ночью — не смотреть на звезды, чтобы не рухнуть от головокружения. Но больше смотреть было некуда. Никита нашел ковш Большой Медведицы, лихо отплясывавший звездную джигу. Качнулся, но в последний момент поймал равновесие и стал, не выпуская из рук фонарика, застегивать джинсы. Луч света метался, выхватывая край крыши, ветку, куст шиповника… И бесформенную темную массу, заворочавшуюся в кусте.
Крупное тело зверя, напоминавшее черный мешок, было покрыто то ли чешуей, то ли очень шершавой кожей. Никита оцепенел от страха, но остался на месте и упорно светил фонариком, всматривался, пытаясь разобрать в бесформенных очертаниях хоть что-нибудь знакомое. В пульсирующей массе, похожей на колоссальных размеров пиявку, вспыхнули двумя красными точками глаза. А потом распахнулась круглая пасть с многорядьем зубов и зверь выпрыгнул из засады.
Никита упал в траву и, не дожидаясь, когда его начнут пожирать заживо, заорал. Вспыхнул свет на крыльце, оглушительно хлопнула дверь, раздался новый вопль, топот, треск, полетели во все стороны комья грязи и ветки… и над Никитой склонилось расплывчатое лицо.
— Павлов? Живой? — спросило лицо.
Рядом сидел на земле и тяжело дышал Пашка. Он жмурился от боли и держался за ногу, измочаленная штанина набухала кровью.
Пашка выскочил на крик Никиты и прыгнул на зверя с вечной своей отверткой и, хоть тварь успела прихватить его за ногу, тоже несколько раз ткнул в черный бок. Пашка говорил безостановочно и показывал то пострадавшую ногу, то руку, заляпанную чем-то вроде болотной жижи, брызнувшей из ран на теле зверя. Вокруг бегала и встревала с дополнениями Юки, другие голоса слышались из темноты. На участке внезапно образовалось множество людей — это явились на шум доблестные охотники.