- Инквизиция, - кивнул Гайтанов. – Что, кстати, думаете про надпись на татуировке?
- Баловство. Кто-то увлекается историей, или теологией, взыграла романтика дурная. Домини Канес – Псы Господни, или…
- Или просто доминиканцы, - подытожил майор скучным тоном. – Монашеский орден, основатели той самой Инквизиции. Существуют до сих пор и весьма влиятельны в Ватикане. А тут им что делать?
- Нечего, - кивнул священник. – Нынче ветры всякие дуют и Патриарх наш новый к католикам весьма терпим. Только сами доминиканцы уже не те, да и не станут они православный крест на теле малевать. Баловство, повторяю, язычество! Или секта.
С последним Гайтанов был согласен. Уже в машине повторил резкое слово, будто пробуя на вкус. Колючий термин, давно вытесненный из официальных бумаг благозвучными неологизмами: «оккультные структуры», «нетрадиционные вероучения», еще всякое. Лидеры сект давно стали «гуру» и «пасторами», бесноватые ритуалы с пеной изо рта зовутся «сошествием благодати» или «обретением голосов». У них хорошие юристы, играющие, как палач топором, либеральными российскими законами и легко срубающие в суде сотни тысяч с любого недовольного. Психологи у них тоже отличные, завлекают народ как тот дудочник крыс в море.
Гайтанов не любил секты.
Ненавидел откровенно, забывая завет товарища Дзержинского про «холодную голову». Ваххабиты, в конце концов, тоже сектанты, а уж к ним-то майор имел личный кровный счет…
Ладно, сейчас не о них.
Тут Гайтанов поймал, наконец, давно ускользавшую мысль – насчет ритуального стилета. Вспомнил, где было подобное! В стареньком голливудском триллере – про сына Дьявола, кажись. Там тоже имелось какое-то тайное братство, пытавшееся остановить Зло ножами-распятьями, но ни фига в этом не преуспевшее. Умерли тайные братья, сплошь насильственной смертью. Чего в том кино точно не было, так это привычки воинов Добра протыкать насмерть всех подряд – несовместимо как-то с их жизненным кредо.
- А вы, ребята, отморозки, - оценил майор задумчиво, врубая зажигание. Выщелкнул из CD диск с чем-то ритмично-электронным, взамен пихнул другой, привезенный из далеких отсюда гор.
Еще один рывок, еще рывок вперед,
И мы уже достигли цели!
Пускай в последний вздох нас родина зовет,
Мы всё уже почти преодолели!
Джохар, не падай духом, Джохар, мы все едины!
С нами Аллах, и мы непобедимы!
И в бурю, и в грозу ты будешь верный кормчий,
Джохар, ведь ты вожак у стаи волчьей!..
Хриплый голос, рваный, бешеный ритм. Тимур Муцураев, известный в узких кругах как «Гитарист», призывал к своему джихаду, и злая энергия песни чистила мозги будто наждак. Образ врага, четкий и ясный, без политкорректности и попыток прикрыться законом. Мантра, помогающая собраться, когда вокруг сплошное рыхлое болото. Коллеги музыкальных вкусов Гайтанова не понимали, но ему, если честно, было плевать. Звук до упора, педаль в пол – дел на сегодня еще хватает!