- Кто тогда?
- Серый с Джоном и Барсук, они у нас отморозки! Есть «фазенда» за Одинцово, они там квасят!
…Ночь, коттедж, битые стекла, расстрелянный волкодав у крыльца. Запах крови и страха. Из троих участников пьянки выжил один – рожа знакома до боли.
- Вы чё творите, чернота?! Барсука завалили! Да вас за него…
Именно это сейчас нужно! Бурость и агрессия врага.
- Кровь за кровь, - говорит Глеб, беря со стола бутыль польского «Наполеона». Тяжесть матового стекла падает на чужую макушку, тело валится медленно, в запахе спирта и клопов.
- Дать тэбе нож, или «ствол»?
- Погоди…
Есть же правила, в конце концов! Есть голливудские штампы и советское доброе воспитание! Не положено добивать лежачих, хоть ты тресни!
- Блин, какая херня в голову лезет, - говорит Глеб тускло, и рука тянется к чужому «калашникову». Теплый автомат, почти живой. Завтра настанет хорошее и доброе время, жизнь станет сладкой как пряник, а воспитанные люди, пахнущие «Шанелью», будут гулять по бульварам, раскланиваясь при встречах. Возможно…
- Тэбе помочь, брат?
- Не надо.
…Возможно, в том, новом времени никто не станет бить ногами беременных женщин, правда же?
Автомат оживает, и темный пунктир перечеркивает спину лежащего.
- Всё по честному. Они нас убивают, мы – их.
- Пайдем, брат. Сэйчас тут все гарэть будэт.
Машина, дорога, сполохи пожара за спиной. Жертвенный костер по неродившемуся ребенку… да по всей жизни своей, чего уж там! Сгорела жизнь, не будет ее больше.
…Визит к Борису, чужой взгляд девушки по имени Наташа.
- Знаешь, они пожалели, - говорит Глеб коротко. Букет ложится на стол ненужным веником, остаток слов застревает в горле. На выходе уже, в прихожей Борис хватает за плечо, словно провоцируя – развернись и по морде, с маху!
Глеб оборачивается.
- Ладно, позаботься о ней.
- А ты…
- Уезжаю. Не факт, что вернусь, да и не хочется пока. Я тут, брат, полюбил с оружием общаться. Оружие - хорошая штука, надежнее любого человека.
Ночь, хмурое небо и запах дождя. Первая встреча со смертью. Прощание с наивностью…
***
…Реальность вернулась грубо: темнота, гарь и запах крови. Реальность тормошила и дергала.
- Валим! Менты щас!..
Реальность имела облик Тимура. Слова сквозь вату, силуэты в рассветных августовских сумерках. Шевелятся, как ни странно, пытаются встать! Аккуратист с напарником, Дина, Паша… вот с Пашей плохо всё. Совсем плохо! Как и должно быть, когда накрываешь собственным хрупким телом гранату-«лимонку». Кожа и мышцы против тротила в резном чугуне – хреновый расклад.
Кажется, Дина заплакала – контуженный слух донес лишь эхо. Смутный отголосок извечного бабьего воя над убитым мужчиной, словно тысячи лет назад. Фонари вместо факелов, эластик вместо кольчуги – а клинок хазарской сабли легко заменили чугунные ошметки.